Отвергнутая принцесса - [49]

— Ха! Ловушка, так и думал! Пойдем сложным путем: один из вас отправится на поиски Гомона, прямо сейчас!

Толстый жрец ушел, качая головой. Хобарт устало сел на пол.

— Принеси-ка мне поесть, Псиллеус, — сказал он.

— Ты имеешь в виду личинок или насекомых?

— Я имею в виду еду!

— Если бы господин взошел...

— ЙЕ-Е-О-У! Я не взойду на ваш дурацкий трон и все тут! Проще сесть на электрический стул с лунатиком поблизости от рубильника! И когда я прошу еду, то имею в виду нормальную простую человеческую пищу!

Псиллеус выбежал вон и вскоре вернулся с ломтем хлеба куском сыра, банкой варенья и бутылкой вина. Хобарт немного расслабился.

— Ничего нет такого интересного в этой пище? Я наложу на тебя ужасное заклятье, если есть. Иди сюда, сядь, устраивайся поудобнее.

— Но... мой господин... это против правил...

— К дьяволу ваши правила! Садись и помоги мне съесть все это. М-м-м, отлично. Думаю, вы, жрецы, тут неплохо устроились, а?

Псиллеус ел очень экономно, с выражением человека, полагающего, что либо он сам, либо его компаньон сошел с ума. После еды Хобарту не оставалось ничего другого, кроме ожидания. Было бы легче, если бы он присел на нижнюю ступеньку пирамидального трона — но нет, лучше не приближаться к адскому сооружению. Через некоторое время ему захотелось спать. Не обращая внимания на свет, он растянулся на полу и отключился.

Проснувшись от ломоты во всем теле, он с облегчением обнаружил, что благочестивый Псиллеус не затащил его во время сна на вершину пирамиды. День то ли возрастал, то ли убывал, как там лучше описать его поведение с точки зрения местной логики. Стены большой пирамиды просвечивали, и Хобарт мог легко наблюдать за перемещением светила. Ему показалось, что солнце двигается с необычной скоростью, или это всего лишь оптическая иллюзия?

Псиллеус принес завтрак, и солнце немедленно остановилось на пути к зениту. Хобарт поел и немного расслабился, светило опять помчалось вверх.

— Псиллеус! — крикнул он. Солнце остановилось.

— Да, господин? — жрец выглянул из прохода с тарелкой и полотенцем в руках.

— Мне мерещится, или я в самом деле могу остановить солнце одними словами, как тот парень, Иешуа?

— Солнце следует заданным курсом, господин.

Хобарт почесал в затылке и объяснил наблюдаемый феномен более подробно.

— Ох, мой господин изволил забыть, что пока он думает свои великие думы, время бежит быстрее, чем для нас, простых смертных. Тысяча дней как один.

Наконец стало понятно, каким образом экс-Разум, Зенон, так хорошо сохранился со времен V века до рождества Христова. Значит, и с точки зрения продолжительности жизни выполнение роли разума невыгодно — времени ему отпущено все равно столько же, сколько и обычным людям. Зато такое положение вещей прекрасно спасало от скуки, поскольку день пролетел до того, как Хобарт успел заскучать... сильно. Однако инженеру все это совсем не нравилось, поведение солнца доказывало, что он уже обладает кое-какой божественной мощью, которая ему вовсе ни к чему.

Так же быстро пронесся и следующий день, и опять Хобарт не сдвинулся со своего места на полу башни. Малейшая забота Псиллеуса об удобстве господина, если только тот сочтет... приводила Хобарта в бешенство. Ему везде виделись подвохи и ловушки.

На третий день вернулся толстый Хиделас, за ним, к вящей радости Хобарта, плелась худая полуобнаженная фигура.

— Гомон! — закричал он и прыгнул вперед, чтобы пожать жилистую руку аскета. Тот поднял голову с возмущенным видом.

— Господин! Вновь избранный Разум не должен компрометировать себя близкими отношениями со скромным аскетом!

— К черту все это и Разум в том числе! Ты предполагал, во что я впутаюсь, когда похищал меня из доброго старого Нью-Йорка? Ты вообще знаешь о том, что случилось со мной?

— Слухи доходили до меня, о Разум-в-будущем, — подтвердил Гомон, и слабый огонек зажегся в ледяных голубых глазах. — Твоему верному поклоннику кажется, что жители этого мира разглядели и оценили по достоинству то, что отверг твой собственный мир.

— Да, так они думают. Но я хочу вернуться. Мне здесь не нравится, я не гожусь и не останусь ни за что. ТЫ должен отвести меня в тот туннель!

Аскет порывисто вздохнул.

— Ты и впрямь не годишься, о Избранник. Надо же, сам лишил себя плотских утех со вдовами Хурава...

— Что, ты и об этом слышал?

— Я много о чем слышал. Итак, ты отказался от них, в результате одна подумала, что ты — аскет, тогда как мне доподлинно известно, что это не так.

— Ага, мне только не хватает парочки маленьких Роллинов с воплями: «Не покидай нас, папочка!»

— Как я уже сказал, твое поведение не совсем похоже на аскета. Ты рискнул взвалить на себя ответственность, тобой же и спровоцированную, в результате люди подумали, что ты — благородный человек. Однако ты нарушал обещания по мелочам что, строго говоря, не совпадает с достойным поведением. Короче, ты ни плох, ни хорош, не абсолютно невинный, но и не развращенный, не бесчестный, но и не благородный до конца. В нашем мире такое просто невозможно.

— Да знаю я! И это одна из тех вещей, которые я не могу понять и принять.

Гомон улыбнулся.

— Ты последователен только в одном направлении и упрям. Но боюсь, не могу способствовать твоему стремлению вернуться в трехзначный мир.