Отвергнуть короля - [144]

Следующая ферма, на которую они наткнулись, тоже была разорена. Старуха сидела на пне во дворе, выла и сквернословила, а за ее спиной ревело пламя в доме и сарае. Мертвый сторожевой пес распластался во дворе, из его рассеченного бока вывалились кишки. При виде вооруженных мужчин женщина попыталась убежать, но споткнулась и растянулась в грязи. Гуго начал было спускаться с коня, но отец внезапно опередил его, стряхнув оцепенение и преградив женщине путь.

– Мерзавцы, мерзавцы! – кричала она на английском, потрясая сучковатыми кулаками. – Французские сукины дети!

– Госпожа, мы не французы, мы англичане, – ответил граф на ее языке, которым владел вполне сносно.

– Англичане, французы, все вы одинаковы! – кричала она. – Вам на нас наплевать… Наплевать! Мой дом сгорел, мои куры передушены, запасы разграблены. Убейте меня прямо сейчас, потому что зиму я не переживу. Я все равно что мертва!

Старуха бессвязно поведала свою историю. Вчера явились солдаты, требуя еды и припасов. Они забрали коз и поросенка, которого она откармливала на убой, мешки с мукой и даже грибы, которые она собрала утром. Куры кормились во дворе, и солдаты поленились их ловить, но она лишилась своих гусей. А сегодня утром явился еще один отряд и забрал то, что оставил первый, – кастрюлю, кур и мед. Мародеры потребовали денег, и когда женщина сказала, что у нее ничего нет, подожгли дом в качестве прощального «подарка».

Это была обычная история шевоше. Солдаты проходили через земли. Они грабили, жгли, разрушали, ничего не оставляя врагам, чтобы те не могли прокормиться.

Гуго предложил отвезти женщину в ближайший город, но она с негодованием отказалась. Однако взяла пригоршню серебряных пенсов, одеяла и хлеб, которые Махелт выделила из собственных запасов.

– Держитесь подальше от дороги и идите в приорат Тетфорда, – посоветовал Гуго. – Скажите, что вас послал граф Норфолк и велел дать вам милостыню в память о графине Иде.

Старуха презрительно взглянула на него.

– А в память о ком мне вот это? – спросила она, указывая на свою разоренную ферму.

* * *

Гуго принял решение увести отряд с дороги и далее следовать малоизвестными тропами. Хотя это удлиняло путь, так было меньше шансов наткнуться на отряды мародеров, неважно какой партии. Тем не менее запах дыма по-прежнему густо висел в воздухе, и они то и дело встречали людей, которые прятались в ложбинах и рощах со своим добром и животными. Попадались и трупы: на деревьях висели покойники с раздувшимися сломанными шеями. На обочинах лежали тела дряхлых и немощных, погибших во время бегства. Один раз им встретилось душераздирающее зрелище мертвой старой женщины, которая прижимала к груди маленького ребенка, очевидно внука. Махелт заставляла себя смотреть: она должна засвидетельствовать творящиеся зверства, отвернуться было бы трусостью. Гуго тоже смотрел, поджав губы от невысказанного отвращения. Повсюду они слышали одно и то же: пришли люди короля Иоанна, грабя и сжигая, а за ними – французы, делая то же самое. Как сказала старуха, они друг друга стоили. Мир горел.

В сумерках отряд остановился, чтобы напоить лошадей и провести ночь в Бишопс-Стортфорде. Гуго рассудил, что там будет относительно безопасно, поскольку до Лондона всего день езды. Здесь не было людей короля, а французы, отправившиеся на север грабить, уже прошли.

Они попросили приюта в поместье, и управляющий епископа Лондонского открыл для них конюшни и позволил лечь в зале. Еды оказалось в обрез, и они довольствовались собственными припасами, дополнив их местным элем, водянистым и кислым. Слуги следили за ними, сверкая глазами.

Отец Гуго кутался в меха, сгорбившись в раздумье над кубком.

– Та старуха, – произнес он, – какую справедливость она видела? Столько ферм сожжено! Столько полей выгорело дотла, столько животных и людей погибло! Мы возделываем землю и выращиваем скот, а затем либо смотрим, как дело наших рук уничтожают, либо сами беремся за факелы. Когда-то у меня была прелестная молодая жена, и я построил замок на пепелище старого, сожженного королем. Теперь у меня нет ни жены, ни замка, и все, что я видел сегодня, – сожженные дома, любезность новых королей. Я слишком зажился на свете.

– Вы устали, утомлены дорогой и скорбите. – Гуго был потрясен, что его отец заговорил о том, чтобы сдаться. Отец всегда встречал испытания с непоколебимым, стоическим хладнокровием. – Вам станет легче, когда мы доберемся до Лондона.

Граф поднял на Гуго усталые покрасневшие глаза.

– Не указывай мне, что мне чувствовать. – Он отыскал соломенный тюфяк, который положил его оруженосец, закутался в плащ и повернулся спиной, не проронив больше ни слова.

Гуго сел на скамью у камина и тоже запахнулся в плащ. Махелт присоединилась к нему, и он протянул ей свой кубок. Она сделала глоток, и Гуго смотрел, как двигается ее горло. По дороге жена почти ничего не говорила и еще больше замыкалась в себе с каждой новой картиной грабежа и злодеяний, сожженных ферм, разрушений и бессмысленных убийств.

– Ваш отец прав, – вяло сказала Махелт. – Все едино. Людовик и Иоанн. Разницы между ними ни на грош.