Отважное сердце - [13]

Когда гости вошли в главную залу замка, между ними засновали слуги, разливая рубиновое вино в шеренги оловянных кубков. Снаружи доносилось вечно недовольное ворчание прибоя, и соленый запах моря смешивался с ароматами приготовленных блюд и древесного дыма. Чтобы разместить вновь прибывших, пришлось соорудить три стола с лавками, и зала была переполнена, а в воздухе стояла духота от огня, разведенного в гигантском очаге. На стене позади главного стола висело знамя графа, украшенное гербом Карриков; красный шеврон[17] на белом поле. Напротив него разместился внушительный гобелен, на ярком шелке которого был изображен Малкольм Канмор, убивающий в бою своего заклятого соперника Макбета и занимающий трон, что и положило начало блистательной династии, которой Брюсы приходились дальними родственниками. Роберт всегда считал, что победоносный король очень похож на его отца.

Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу у дверей, через которые в залу непрерывным потоком шли лорды, разместившиеся за главным столом, их рыцари и челядь, для которых нашлось место за раскладными столами и лавками. С Робертом были его младшие братья Александр, Томас и Найалл, и старшая сестра Изабелла. Когда мимо прошел последний из гостей, молодой человек с невероятно синими глазами, один из которых подмигнул ожидающим своей очереди детям, Роберт перешагнул порог, намереваясь пробраться как можно ближе к деду. Но звонкий голос матери заставил его замереть на месте.

— Сегодня вечером вы ужинаете у себя в комнате.

Роберт повернулся, как громом пораженный подобной несправедливостью. Из тени коридора выступила внушительная высокая фигура его матери, графини Каррик, женитьба на которой принесла отцу титул графа дикой страны. Ее роскошные черные волосы были заплетены в косички и уложены в высокую замысловатую прическу с серебряными заколками. Белое льняное платье туго обтягивало выступающий живот, из которого готовился выйти на свет десятый ребенок.

Не сводя глаз с Роберта, мать подошла к нему, держа за руку маленькую девочку.

— Вы слышали меня?

— Матушка… — начала было Изабелла.

— Пожелайте своему отцу и деду покойной ночи и ступайте наверх. — Она произнесла эти слова по-гэльски, и дети поняли, что разговор окончен. Мать говорила по-гэльски только в минуты гнева или же со слугами. — А теперь идите, — продолжала она, переходя на французский, который предпочитал их отец.

Войдя в залу, в которой слышался негромкий гул голосов, Роберт приблизился к отцу, сидевшему за главным столом. Он попытался поймать его взгляд, ища признаки гнева, в котором неминуемо должен был пребывать родитель, знай он о том, как его старший сын пренебрег сегодняшним уроком верховой езды. Граф вел оживленную беседу с коренастым, похожим на медведя, мужчиной, закутанным в черные меха. Роберт узнал в нем человека, прибывшего сегодня после обеда.

— Покойной ночи, отец, — пробормотал мальчик.

Граф поднял на него глаза, но разговора не прервал. Испытывая невероятное облегчение и надеясь, что из-за всех треволнений сегодняшнего дня Йотр не нажаловался отцу, Роберт быстрым шагом направился к деду, сидевшему на другом конце стола. Лорд Аннандейл усадил себе на колени его маленькую сестричку Кристину, ту самую, которая вошла в залу, держась за руку матери.

— Чем вы ее кормите, леди Марджори? — вопросил старый Брюс, с кряхтением опуская девочку на пол.

Графиня тепло улыбнулась.

— А теперь пойдемте, — обратилась она к детям, не проявлявшим ни малейшего желания уходить, и подталкивая их к двери, где уже ждала нянька, чтобы отвести наверх.

Роберт промедлил, надеясь, что ему позволят остаться, но резкий окрик отца разрушил все планы.

— Ты слышал, что сказала мать. Марш отсюда!

Лорд Аннандейл посмотрел на Роберта, а потом перевел взгляд на графа.

— После тебя, сынок, мальчик станет владетелем поместья. Думаю, он должен остаться и послушать. — Старик повернулся к Марджори. — С вашего разрешения, миледи.

Прежде чем графиня успела ответить, вновь заговорил отец Роберта.

— Владетель поместья? — Голос его прозвучал резко, как удар хлыста. — Ему уже одиннадцать, а он до сих пор не умеет держаться в седле с копьем в руках! Я уже начинаю жалеть, что отправил его в Антрим, если он там ничему не научился.

Жаркий румянец выступил на щеках Роберта, и он повесил голову, думая о том, что все мужчины в зале видят его позор.

Хотя, говоря по правде, на него решительно никто не смотрел; вниманием всех присутствующих всецело завладели двое мужчин, сидевших в разных концах главного стола. Они с вызовом смотрели друг на друга, устроив настоящую дуэль взглядов, глаза в глаза. Одни — черные и яростные, полные мрачной решимости, другие — льдисто-голубые, презрительно сощуренные.

— Я не возражаю против того, чтобы Роберт остался. — Графиня подошла к мужу и положила ему руки на плечи, успокаивая.

Граф пробормотал что-то неразборчивое, когда жена опустилась на мягкий стул, приготовленный специально для нее, но Роберт уже не слушал. Он закусил губу, чтобы скрыть довольную улыбку, когда дед жестом показал ему на скамью рядом с собой. Трое мужчин, сидевших на ней, одним из которых оказался сам сенешаль, подвинулись, освобождая ему место. Роберт поймал завистливый взгляд своего брата Александра, отчего победа стала еще слаще, но тут детей увели. Оглядевшись по сторонам, Роберт понял, что оказался рядом с тем самым синеглазым молодым человеком, который подмигнул ему. Он наклонил голову, демонстрируя нечто среднее между кивком и поклоном, не будучи уверенным в том, чего заслуживал сосед — простой вежливости или глубокого уважения. Тот улыбнулся Роберту в ответ.