Оттудова. Исполнение желаний - [38]

Это только в Голливудских фильмах свадьба по сценарию, репитиция для новобрачных и свидетелей, и, как правило, красивая церемония при огромном количестве гостей. Конечно, я не ожидала прямого попадания в голливудское яблочко – слишком печальный опыт собственной «свадьбы» беспокоил неизвестностью нового предстоящего торжества. Но весь мой предыдущий опыт тамады на одиннадцати русских свадьбах не смог объяснить присутствия только трех совершенно случайных гостей.

Священник, сияя от радости, пригласил нас пройти на сцену и сесть на высокие красивые кресла, напоминающие царские троны. Зазвучал орган и волшебная музыка чудесным образом заструилась вокруг нас, свободно проникая и в душу и сердце, унося прочь раздумья и тревоги, даря радость, восхищение и божественный экстаз космической симфонии. После свадебной увертюры священник прочитал короткую молитву, а затем нам пришлось петь псалмы. Вернее, пела их профессиональная певица аккомпанируя себе на рояле, жених подпевал, а остальные беззвучно шевелили губами, пытаясь хоть одной гласной иногда попадать в унисон.

После традиционных вопросов-ответов о согласии вступить в брак, священник поздравил новобрачных и попросил нас немного задержаться, чтобы вручить свидетельство. Как и в моем случае, им оказался обычный листок бумаги со стандартной записью и без каких-либо излишеств.

Уже вчетвером мы отправились в дорогой отель, в ресторане которого нас обслужили по высшему классу. Все было замечТательно: вкуснейшая еда, безупречное обслуживание, шикарный уютный интерьер, но… ску-ко-ти-ща! То ли дело русская свадьба – многолюдная, пьяная, веселая, с конкурсами и розыгрышами, с песнями и танцами до утра, с душещипательными разговорами «Ты… меня… уважаешь…?» или «Я – ему…, а он —…… понимаешь?».

* * *

Рождество мы встречали вдвоем. Одвард нарядил искусственную елку, разогрел традиционную норвежскую еду, – домашние колбаски и котлеты, запек ребрышки, налил в качестве соуса брусничное варенье, поставил на стол сладкую квашенную капусту, гороховую кашу, и мы сели ужинать. Молча. При свечах. Разговаривать особо не хотелось ни ему, ни мне. Как же глупо и скучно жить без детей – все теряет смысл. Новый год прошел также без особой радости, но с традиционным запуском фейерверков. Все небо с нуля часов освещалось многочисленным разноцветьем взрывающихся петард. Наверное, гораздо важнее не где ты встречаешь Новый год или любой другой праздник, а с кем и как.

Муж продолжал бездельничать, зачастую он куда-то надолго уезжал и я одна томилась в полном одиночестве. Лучше уж плохой мир, чем хорошая война. В четырех стенах я изнывала от скуки и бездействия. До сих пор я никак не могла взять в толк на какие средства мы живем. Иногда Одвард брал меня с собой к кому-нибудь в гости. Там он общался, что-то обсуждал, в чем-то убеждал. Меня расспрашивали о России, русских женщинах и их житье-бытье. Потом, на обратном пути он доставал деньги, которые получал от этих людей, а это были значительные суммы не меньше десяти тысяч, и с полным чувством превосходства засовывал их в свой бумажник.

Я, конечно, удивлялась такому обороту событий – мы же, вроде, в гостях были – а тут какие-то разговоры-переговоры-договоры, да еще и деньги впридачу, непонятно за что. Одвард, словно чувствуя мои сомнения и подозрения, стал уверять, что это ему отдают очень старые долги, что его просят познакомить с приличной русской женщиной, вот и дают деньги на дорогу, визу, телефонные переговоры и наши премиальные.

Я недовольно поморщилась – попахивало явно чем-то незаконным. Но муж, с присущим ему напором, заявил, что частная фирма, открытая на меня (когда успел?), может заниматься и посреднической деятельностью в сфере знакомств, и любым импортом из России. Для пущей убедительности он напомнил мне о норвежской брачной конторе, которая нас познакомила и которой он заплатил за меня двадцать тысяч крон. Других вариантов работы для нас нет, поэтому я должна вести переговоры с русской стороной, а уж он будет искать потенциальных женихов через объявления в газетах и интернете.

По этому поводу Одвард развил бурную деятельность, накупил всевозможной оргтехники и канцелярских товаров. Теперь часть стола в гостинной занимали сканер и принтер, и Одвард, с нескрываемым удовольствием, нажимал на разные кнопочки, распечатывая понравившиеся картинки с интернетовских сайтов, которые потом в огромном количестве валялись за ненадобностью на полу и столе.

Скрепя сердце мне приходилось мириться с немыслимыми тратами мужа: ведь это не мои заработанные деньги и он волен поступать, как считает нужным. А Одвард умел потешить себя, свое самолюбие – в каком-то неистовом, безудержном, бешенном упоении он покупал ненужное и… совсем ненужное, с моей точки зрения. Зачем именно автоматический степлер на фотоэлементе? Зачем новые наушники, когда отлично работают старые? Зачем новые компьютер, телевизор, мобильник именно сейчас, когда можно еще пользоваться прежними? Я не находила достойного ответа и убеждала себя, что муж все делает во благо семьи.

И закрутилось-завертелось наше брачное агентство. Объявления, переговоры, разговоры, письма, анкеты, фото, факсы, билеты, визы, знакомства… Кошмар не прекращался даже ночью. Пьяные и трезвые, психически больные и не очень, кандидаты в женихи требовали гарантий приезда невесты, а также гарантий вечной любви, верности и секса. Одвард говорил по телефону круглосуточно: в душе, за обедом, в туалете, лежа, сидя, стоя. Он испытывал явное воодушевление и удовольствие от своей востребованности. А я час за часом каждой потенциальной невесте рассказывала о Норвегии, о процедуре оформления документов, о лояльности и демократичности норвежских мужчин, объясняла, что согласие на приезд не обязывает к браку или постельным отношениям, чем вероятнее всего, удивляла или огорчала всех клиенток.