Отторжение - [10]
«Знаешь, — предупреждаю, — ты только не жди, что Питер будет с тобой общаться. Он, скорее всего, даже не спустится». Памела кивает. Она заинтригована и раззадорена собственными фантазиями, а меня не покидают сомнения. Но, в конце концов, я же имею право позвать в гости друзей. В конце концов, я же не затворница. И очень хочу, чтобы Питер таким не был. С другой стороны, в тайне я надеюсь, что Питер будет наверху в своей комнате, услышит, что я пришла не одна, и не спустится. И тогда все будет идеально: напористое любопытство Памелы удовлетворено, моя попытка его удовлетворить засчитана, и уединение Питера осталось неприкосновенным.
Когда мы входим в дом, я стараюсь наделать как можно больше шума и даже кричу, что вернулась не одна, а сама прислушиваюсь — что там наверху. Наверняка Питер сидит за книжками в своей комнате. Мысли проносятся так быстро, что я не замечаю, как мы с Памелой почти на автомате проходим в кухню.
— Привет! — радостно почти вскрикивает Памела, когда видит там Питера.
Он стоит у разделочного стола спиной к нам. Только Памела открывает рот, Питер напрягается. Я не вижу, но чувствую в воздухе, через пространство кухни, как каждая жилка в его теле, каждый мускул собираются в тугой пучок электричества.
— Питер, так ведь? — по-прежнему очень радостно и очень непринужденно говорит Памела.
Я почти слышу хруст костяшек пальцев — так сильно Питер сжимает рукоятку ножа.
— Привет, — он поворачивается в профиль, в свой безупречный профиль, замирает на несколько секунд, потом так же сдержано продолжает. — Простите, я порезался.
Закрывает ладонь полотенцем и уходит.
— А он красавчик! — выпаливает Памела, едва Питер исчезает за углом.
Вот дура! Дура. Дура! Он же просто скрылся от тебя! От нас. Он не поднялся по лестнице и не пошел в ванную. Он стоит за стеной и глубоко дышит, пытаясь прийти в себя. И он, уж конечно, все слышит.
— Правда, он крутой! — снова произносит Памела.
— Все, ладно, — пытаюсь сменить тему, — Давай пойдем погуляем. Или по магазинам…
Я не знаю, что сказать и как поскорее вытряхнуть ее отсюда. Слышу тихие шаги — Питер поднимается по лестнице.
Вечером, когда возвращаюсь домой, мама и папа что-то обсуждают на кухне и приветствуют меня радостными голосами. Но не успеваю я даже сумку кинуть на диван, прямо у лестницы меня перехватывает Питер. Возникает, как приведение из тумана, и крепко сжимает мою руку.
— Что это было такое? — цедит он сквозь зубы.
Он разъярен. Он редко бывает таким. За последние два года, может быть, я видела его настолько злым всего пару раз. И никогда ярость не была направлена на кого-то из семьи.
— Отпусти! Больно! — прошу.
Он разжимает пальцы.
— Какого черта!
— А что, мне нельзя привести подругу в гости? — я пытаюсь нападать, но знаю, что не права, и поэтому все мои доводы разбиваются, еще не достигнув цели.
— Хотела ее со мной познакомить? — шипит брат.
— Нет, — вру, и это так очевидно, что я тут же поправляюсь. — Ну, а что такого? Питер, почему бы тебе не познакомиться с моими друзьями…
— Потому что они не захотят на меня смотреть!
— Ты несправедлив…
— Как будто ты не знаешь!
— Я же могу на тебя смотреть, и мама, и папа! Мы же знаем, какой ты на самом деле…
Он резко поворачивает голову и теперь смотрит на меня в упор.
— Можешь на меня смотреть, да? — рычит Питер. — Так смотри!
Его лицо как будто специально ровно разделено надвое — как будто это два разных человека. И тот, что справа, уродлив. Справа — кусок мяса, перетянутый жгутами и канцелярскими резинками. Ресниц нет, от уха осталось только отверстие. Это чудо, что глаза не пострадали. Он как живой мертвец из фильма ужасов. Только не отворачиваться. Не отворачиваться. Надо смотреть. И прятать поглубже жалость.
— А я не могу! — наконец бросает он, освобождая меня от своего взгляда.
И снова я вижу только его профиль. Питер говорит, что я поступила подло и эгоистично. Как будто я сама не знаю. Как будто не чувствую себя последней гадиной. Мог бы и промолчать.
На ужин он не спускается. И конечно, начинаются расспросы.
— Что с ним? — беспокоится мама.
Папа настораживается и пристально смотрит на меня. Ох, вынести этот папин взгляд просто невозможно — хуже, чем буровая установка.
Папа многим пожертвовал, многое изменил в своей жизни ради Питера. Раньше он работал заместителем управляющего образовательного фонда, занимался грантами для университетов и школ, но потом нам пришлось переехать, и он оставил фонд. Нашел работу в Университете в Балтиморе и все силы бросил на поиски врачей, клиник и возможностей для операции Питера. Папа любил свою работу в фонде, но по нему никогда не скажешь, что переезд или смена деятельности как-то задели его или расстроили. Я и Питер для родителей — всё, так что у них даже вопросов никогда не стояло, а надо ли.
— Мы поругались, — говорю.
— С Питером? — мама чуть только не подскакивает на месте, так она удивлена.
Я киваю.
— Что стряслось, Рита? — по папиному голосу сразу ясно, что с Питером поругаться не так-то просто. Значит, я должна была сотворить что-то просто прямиком из ада.
— Я привела домой подружку, а Питер был на кухне. Но Памела его даже не видела! То есть, не видела его лица…
Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Роман-мозаика о тайнах времени, любви и красоты, о мучительной тоске по недостижимому и утешении в вере. Поэтическое сновидение и молитвенная исповедь героини-художницы перед неведомым собеседником.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…