Отсюда - туда - [7]

Посреди котловины возвышается колокольня. Циртенская церковь самая большая в долине. Церковка в Санкт-Себастьяне больше похожа на часовню. Там и священника-то нет. А в верхних деревнях и в Погличе церквей сроду не было. Только и в эти две церкви народ не ходит, и стоят они пустые. Епархиальные власти хотели было вовсе отозвать священника, но не решились, видно, трогать старика, которому давно перевалило за восемьдесят. Просто слеза прошибает, когда видишь, как во время воскресной службы он смешно и беспомощно размахивает руками, обращаясь еле слышным голосом к немногочисленным прихожанам. Говорит он при этом о Вечной жизни, а надежд на нее не больше, чем света от тощих свечек на алтаре.

Земля в Циртенской котловине более или менее сносная. Правда, растет здесь только овес да картофель. Пробовали сеять озимые, но пришлось от этой затеи отказаться. И все-таки земли тут самые лучшие по всей долине. Почти все циртенцы крестьянствуют, редко кто из них уходит на лесоповал.

Дорога петляет между грушевыми деревьями. Странно, что она не идет к деревне напрямик. Должно быть, земля в этих местах осушалась не сразу, а отдельными клочками. Еще в прошлом веке котловина почти сплошь была заболочена. Деревню строили на насыпном холме, что делалось, видимо, из чисто военных соображений. Когда-то Циртен был в долине главным поселением. Теперь главным стал Поглич, так как он находится ближе к железной дороге, а значит — к внешнему миру. Однако центром долины — как это понимали раньше — Поглич так и не стал, нет в нем ни церкви, ни школы. Просто в нем живет теперь больше всего народу, и хоть место плохое, а люди все прибывают и прибывают. В Циртене же и других деревнях жителей остается все меньше. Многие навсегда уезжают в города. Уж очень соблазнительны слухи, которые доходят оттуда в долину. Нередко уезжающие совершенно не представляют себе, что ждет их на новом месте. Никаких предостережений они слушать не хотят. Верят, что нашли выход. Большинство домов в Циртене заброшены и разрушаются. В лучшем случае опустевшие дома переделывают под сараи и хлевы. А чаще всего даже в этом нет смысла. Уезжая, циртенцы обычно не хотят распродавать свое имущество, однако в городе дела у них идут вовсе плохо, и тогда они тем более не решаются продавать что-либо, хотя поднять прежнее хозяйство им не под силу, не говоря уж о том, чтобы обзавестись новым. Циртенская церковь выглядит издали довольно внушительно, но стоит подойти ближе, и сразу заметно, до чего она обветшала. Кровля провисла. На стенах — истлевшие венки. Многие могилы на кладбище запущены, никто о них не заботится. Кто из долины уходит, назад уж не вернется. В Погличе циртенцев называют не иначе как «голодранцами». Неподалеку от деревни прямо среди поля торчит громадная каменная глыба. Лежит она здесь, будто с неба упала. Кругом одни поля. К камню часто слетаются птицы. Как он сюда попал, неизвестно. Называют его Жидовским камнем. Говорят, будто когда-то еврей убил здесь ребенка, чтобы принести его в жертву. Глядишь на камень и словно видишь рыжего еврея в черном лапсердаке и черной ермолке. От птичьих стай на душе становится почему-то тревожно. Когда на евреев были гонения, циртенцы пытались извлечь из старого предания о Жидовском камне хоть какую-нибудь выгоду, да ничего из этого не вышло. Еще стояла тут в прежние времена икона, которая изображала события вокруг Жидовского камня. Но икона тоже не сохранилась. И евреев в долине нет ни одного, а если верить краеведам, то никогда их здесь и не было.

Во времена национальных распрей, которые отличались в здешних местах большой ожесточенностью, у камня расстреляли пятнадцать человек. Похоронили их в общей могиле в нескольких шагах от камня, среди чахлого кустарника. Тогда — а было это полвека назад — в долине еще жило довольно много славян. От них-то и пошли названия Поглич да Оучена. В национальных распрях, больше походивших на гражданскую войну, славяне были разгромлены и истреблены. В говоре долины сохранилось немало славянских слов или хотя бы корней. Вот почему для людей с равнины местный говор звучит так странно. Многие слова, например, произносятся как-то глухо и печально, что вовсе не соответствует их смыслу.

Достаточно взглянуть на то, что выращивают на циртенской земле, как сразу становится понятно, что разбогатеть циртенцы никогда не смогут. Даже если б земля была получше — а она скудная, — то и тогда за короткое лето здесь не получить хорошего урожая. Случались годы, когда весь урожай губили осенние бури. Крестьянину не скоро удается поправить свои дела после такого несчастья. Тут, где земля бедна, неурожаи приносят людям нужду на много лет. Везти с гор на продажу овес или картошку нет смысла. На равнине они гораздо дешевле. Потому-то местные жители издавна занимаются скотоводством. Прежде разводили лошадей. Низкорослые вороные лошадки из этой долины когда-то славились повсюду. Нынче спроса на них нет. Для долины же выращивать лошадей ни к чему. Некоторые крестьяне занялись разведением коров и овец, а кто победнее, те так и остались при лошадях. Денег на перестройку им не хватает, вот они и продолжают свое дело, хотя знают, что это бесполезно. Ярмарки с лошадиным торгом стали редки, ездить на них далеко. Ремень приходится затягивать все туже — того гляди лопнет. Справа и слева от дороги огорожены выгоны для скота. Небо тут обычно пустое и синее. Подъемы и спуски изгородей повторяют рельеф местности. Ветер здесь никогда не стихает, он-то и гонит прочь облака.