Отсвет мрака - [11]

— О чем это свидетельствует?

— Ну, о чем? — Моя реакция больше смахивает на симптом клинической тупости. Но, видит Бог, сейчас мне совершенно невмоготу строить криминалистические версии.

— О том, что он знает про ментосканирование.

— Кто нынче про это не знает?

— Процентов восемьдесят населения Гигаполиса.

— Прекрасно. Осталось просеять через сито оставшиеся двадцать процентов, и Дикий у нас в руках.

Ерголин грустно хмыкает. Процентов двадцать — это восемь миллионов живых душ обоего пола и произвольного возраста. Но можно не сомневаться: как только делегация гостей свалит из “Башни смерти”, Серафим сядет за свой комп и сформулирует критерий отсева агнцев от козлищ и злаков от пле­вел. А потом начнет просеивать все эти восемь миллионов по избранному критерию. А когда спустя два года потерпит фиаско, то примется за остальных. И как раз к пенсии вычислит Хирурга. Как же, интересно, он находил иных прочих?..

— Еще он изъял у девчонки печень и почки, — продолжает Ерголин.

— В прошлый раз его привлекли легкие.

— Человек разнообразных анатомических интере­сов… — Ерголин с минуту молча пускает колечки к серому низкому потолку. — Вернемся в ДЕПО, покажу тебе кое-что, ты напомни.

— Хорошо.

Странно, почему-то потолки в моргах обязательно должны быть серыми и низкими. А стены — непременно выкрашенными в грязно-зеленый цвет.

— Как у тебя дела с потрошителями магнаров? — спрашивает Ерголин.

— Спасибо, паршивость выше средней. Банда подростков, в диапазоне от десяти до пятнадцати лет. Иными словами, заседатели погрозят им пальчиками, посюсюкают, метнут пару частных определений в адрес начальной школы и отпустят на все четыре стороны. И мы будем смиренно ждать, когда ребятки подрастут, чтобы можно было срисовать их схемы не попирая детских прав.

— Ты, Индюша, нынче прямо-таки брызжешь ядом. Как кобра — на два метра и точно в глаз… Скажи, а твоей схемы в нашем инфобанке случайно не сыщется?

— Может, и сыщется. Какой там срок давности?

— Бессрочно, голубушка.

— Когда мне было двенадцать… — начинаю я. И обрываю себя. С какой стати я буду откровенничать перед этим старым пердуном?!

…В двенадцать лет меня взяли в первый раз. Душной июльской ночью мы с мотобандой “Маргарита”, поименованной в честь героини нетленного романа (о которой знали лишь то, что она голая летала верхом на швабре), разбомбили частный супермаркет на окраине Гигаполиса. Товар нас не интересовал: мы вымещали праведный детский гнев на хищнике-богатее, который в одночасье вздул цены на жвачку до недоступных нам пределов. В полном соответствии с гордо носимым нами именем, мы все соплячки нежнейшего пубертатного возраста, были нагишом и вымазаны светящимся кремом “Фантомика”, а швабрами нам служили мотоциклы. Но июльская ночь была слишком коротка, и наряд трассеров прибыл до того, как мы упились сатанинским шабашем… Потом был привод в четырнадцать лет, потом еще, а в пятнадцать с меня срисовали психоэнергетическую схему для постоянного контроля за моим неправильным, социально опасным поведением.

Но спустя полгода умерла мать, и я стала единственной хозяйкой в семье из пяти мужиков, четверо из которых были младше меня, а отец ничем не отличался от них ни по масштабам жизненного опыта, ни по деловой хватке. Когда его вышвырнули с работы по упомянутым причинам, я же стала и единственной кормилицей. Нет, в шлюхи я не подалась: мне нельзя было рисковать, играя в русскую рулетку со СПИДом. И в стриптизерки не годилась, хотя тогда был велик спрос на малолеток. Не вышла ни ростом, ни фигурой. А ведь меня готовы были взять только из-за имени… (Правда, на один видеодиск, сработанный для тайных увеселений сластолюбивой сволочи, угодила. Это у нас, “Маргарит”, было чем-то вроде проходного балла. К тому же не Бог весть какой, а гонорар. Где-то он сейчас гуляет, этот диск? Поработали там со мной ребятишки, всего пришлось принять…) Я прошла курсы бодигардов[3] и в неполных семнадцать стала самой юной телохранительницей… при женушке хозяина того самого супермаркета, который бомбила в глубоком детстве. Это и открыло мне путь в училище младшего инспекторского состава ДЕПО…

Теперь я зарабатывала достаточно, чтобы двое из оставшихся социально незащищенными моих мужиков — самый младший братишка и по-прежнему неприкаянный отец — ни в чем не нуждались.

Но моя схема, оказывается, все еще болталась в инфобанке ДЕПО. Хотя, думается, не в оперативном его разделе.

И черт с ней.

Да только откуда о ней прознал Серафим?..

А ниоткуда. Видел он мою почти двадцатилетней давности татуировку на плече- готическое “М” в стилизованном венке из омелы. Неважно когда — например, на пляже. И сделал логическое умозаключение. Хотя большого ума тут не требуется… Но глазастый, черт.

— Бедная девка, — говорю я. — Библиотекарша… Сколько ей было?

— Двадцать два.

— Тихая, должно быть, серая мышка. На такую ни один самец не обернется. Шла себе, ни о чем не думала. Ну, может быть, об этом самом… Саше Белом, чьи книжки несла в сумочке.

— О Саше Черном, — поправляет меня Серафим. — Это Андрей был Белый, а Саша — Черный.

— Строила, должно быть, какие-то планы на вечер, — говорю я с нарастающим ожесточением. — И тут из темного переулка выворачивается эта сволочь. Ну что бы ему на меня хоть разок не напасть?! Я бы его кастрировала его же собственным скальпелем!