Отсутствие доказательств - [5]

Значит, надо начать со знакомых, как нам советует наука криминалистика. Вообще, интересная наука. Вот, например, исключительно полезная рекомендация из учебника по этой науке: «Одним из первых мероприятий по раскрытию преступления является ориентирование общественности и подсобных сил.» Вот так. Честно говоря, отработав уже пять лет, я так и не понял, каким образом надо ориентировать общественность. Может, выйти на улицу перед отделением и заорать: «Товарищи, я ориентирую вас по поводу сегодняшней квартирной кражи»? Или повесить плакат и гулять по Невскому? А что такое подсобные силы, я вообще не представляю. Это слово у меня ассоциируется с подсобным хозяйством, то есть с лопатами, граблями, клубникой и морковкой.

Но я опять отвлекся. Итак, сначала позвоним Харитонову, а потом Гале.

Я набрал по очереди номера обоих, к счастью, оказались дома, и я договорился о встрече. Естественно, у себя. Когда я пришел на службу, то сам бегал по адресам, но сейчас уже ноги истаптывать не хотелось и я вызывал всех к себе. Каби-нетик у меня был достаточно уютный, по площади два квадратных метра с небольшим окошечком, выходящим на помойку, и вечно протекающей стеной, изъеденной грибком. В моем приемном покое размещался стол, стул, сейф и раскладушка в собранном виде. А больше мне, собственно, и ничего не нужно было. Роскошь засасывает. Одну из стен украшал потрет Сталлоне в образе Рэмбо, а другую – портрет Ельцина в образе президента. Вызывать сюда я никого не стеснялся, здесь побывали и главные режиссеры известных театров, и достаточные количества пьяниц с подворотен. Это был мой кабинет, и я любил его, как свою вторую квартиру.

Заглянул заместитель начальника отделения по оперативной работе, попросту говоря, мой непосредственный начальник, а говоря еще проще, Мухомор. Нет, нет, не подумайте ничего плохого о моем шефе. Мухомор – это вовсе не его фамилия, а всего лишь кличка, и придумал ее не я, а кто-то еще до меня. Может, потому, что фамилия у него была подходящая – Грибанов, а может, из-за того, что уже как десять лет выйдя на пенсию, он продолжал работать. По жизни он был мужик, конечно, неплохой, но уж больно консервативный, за что, вероятно, и получил эту кликуху. Никакие ветры перемен не могли выдуть из него пески застоя. Его любимым словом было слово «процент». Он впихивал его куда надо и куда не надо. Мне иногда казалось, что перед отправкой в свой последний путь, Мухомор поднимется из гроба и пробубнит: «Попрошу отметить, что я прожил всего 75% от полагающегося мне срока.»

Прикрыв двери, он нахмурился и спросил меня:

– Я надеюсь, по вчерашней краже будет отказник?

– Пока нет.

– Зачем же ты зарегистрировал? У нас как раз сейчас самый низкий процент раскрываемости.

Отмечу сразу, что даже если наше отделение выходило на первое место по итогам года, Мухомор все равно стонал, что «у нас самый низкий процент».

– Ты как хочешь, а чтобы глухаря не было – либо отказывай, либо раскрывай, – снова произнес он. – Что там, баба какая-то на подозрении? Вызови ее и надави.

Поделившись со мной этим ценным советом, Мухомор вышел.

«Интересно, – подумал я, – что он имел в виду под словом „надавить“? Может, положить на раскладушку и надавить столом? Или сейфом? Надо подумать.»

До назначенной мною первой встречи оставался еще час. Я сходил пообедать в общественную столовую, отравился там рыбной котлетой, вернулся назад и сел строчить бумаги.

Ровно в назначенный час в дверь постучались и вошел быкообразный молодой человек. Недавно у меня появилась дурная привычка сравнивать своих посетителей с какими-нибудь животными. Про себя, конечно. Так вот, Харитонов Олег чем-то напоминал быка. Черная шевелюра, оттопыренные уши, толстая шея и, возможно, рога. Но это без его супруги сказать я не мог. Несмотря на молодой возраст, он уже страдал одышкой и постоянно потел.

Когда он сел, я спросил:

– Вы, надеюсь, уже в курсе всего случившегося?

– Да, да.

– Каково будет ваше мнение по поводу этой истории?

– У меня пока нет никакого мнения. Я думал, вы разберетесь в том, что произошло.

– Это, конечно, мне льстит, но я не могу, побеседовав с потерпевшим, тут же найти вещи. Кто, кроме вас, знал, что Борзых будет хранить аппаратуру у себя?

– Никто.

– Совсем?

– Совсем.

– Нет, так не пойдет. Вы сами не хотите себе помочь. Подумайте, не спешите.

– Понимаете, я уверен, что никто. Я ж еще не совсем склеротик.

– Ну хорошо, нет так нет. Ну а Борзых вы доверяте?

– Игоря я почти с детства знаю, в одном дворе росли. Неужели он меня подставит? Да он сам места не находит, как вы можете такое думать?

– А, к примеру, не вернет он вам через неделю видики, что тогда?

– Ну, я не знаю. Ущерб понесем, значит. Обидно. Только договор с фирмой заключили. Черт, помещение под склад не могли найти. Знаете, как с этим сейчас трудно?

– Представляю. Я не понял, а что, Борзых не будет возмещать вам ущерб?

– Да вы знаете, я как-то с ним об этом еще не говорил, но, наверно, возместит хоть частично. Да что вы, Игорь – человек. Он и с оформлением нашим помогал и с деньгами выручал без процентов.

– Понятно. Давайте так договоримся, если вы чего-нибудь вспомните, то позвоните, хорошо?