Отступник - [58]
— Согласен, — кивнул Бойерман. — Это частности. Я вам о другом. Почему он говорит нам все это?
— Кто говорит, Банкин? — вскинулся Паттерсон. — Чему вы удивляетесь? Он же взятки берет. Почти в открытую. Если мы хотим кого-то из советских авторов издать, надо заплатить Банкину. Если нужно кого-то из диссидентов поддержать, надо дать тому же Банкину. Он ему заказ в Союзе какой-нибудь устроит. С Банкиным все ясно.
— Да не про Банкина я, — возмутился Бойерман. — Что такое Тыковлев? Вот в чем вопрос. Он, так сказать, жрец коммунистической идеи. Правда, теперь уже, скорее, в прошлом. Он что, по-вашему, не понимает, кому и что рассказывает, не представляет себе последствий... Не думаю. Тут что-то более сложное. Поэтому я и говорю вам, это что-то оч-чень интересное. Оч-чень. И Банкин при нем тоже неспроста. Нужен ему Банкин для чего-то. И будьте уверены, он про Банкина знает побольше нашего.
— А что Банкин знает про него? — отпарировал Паттерсон. — Вам это ведомо? Я, например, не знаю. Пока что не знаю. А насчет жреца идеи... Они ведь разные бывают. За идею редко кто шел на плаху. Единицы из тысяч и миллионов. Человек всегда склонен пристроиться, приспособиться, если может. Вот вы, например, Бойерман. Небось забыли, как были красным командиром. Жизнь она сложная штука, Бойерман. А люди в своем большинстве эгоисты, предатели и приспособленцы, — Паттерсон зло осклабился при этом. — Сами, Бойерман, знаете. Не обижайтесь. Я это вам как профессионал говорю. Надави на человека как следует, и из каждого полезет дерьмо. Дерьмо, Бойерман, потому что дерьмо есть естественное содержание человеческой личности. Иного от человека ожидать противоестественно, хотя и бывают редкие исключения. Но они лишь подтверждают правило.
Так же и с коммунизмом, — попыхивая сигаретой, продолжал Паттерсон. — Какой он жрец идеи, ваш Тыковлев? Служка за алтарем. По жизни своей — карьерист. Не зря же избрал себе с младых ногтей партийную стезю. Работать учителем не захотел. Пошел в руководители. Он этот социализм ихний из окна своего кабинета всю свою жизнь строил. Указания другим раздавал, лозунги писал да взносы собирал. Вот и все его жречество. Ничего больше он не умеет. Ничем за идею не жертвовал. И наверное, и самой-то идеи не понимает. И таких у них большинство. Большинство, Бойерман. Не переоценивайте их. Кто из них пошел бы умирать за идею? Ленин? Пожалуй, да. Деваться ему в восемнадцатом или в девятнадцатом годах было некуда. Ему и его единомышленникам. Не всем, а самому узкому кругу. Сталин? Тоже, пожалуй, да. Не пощадил бы его Гитлер. Но Сталин своих уже насквозь видел. Никому не верил. И был, кстати, прав. Нельзя было верить. Понимал, наверное, что альтернативы нет. Либо держать всех железной рукой, либо завтра же все предадут.
Ну, а Тыковлев-то, он представитель уже нового поколения. Смотрите, они же открыто предлагают нам договориться, перестать спорить из-за идей. Мирное сосуществование... Это что? Это же признание того, что их социалистическая идея не срабатывает. Знаем, что никакого коммунизма не строим, но это большой между нами секрет. Вы, господа капиталисты, только нас не трогайте. Мы у себя в стране очень хотим оставаться начальниками, а вас обещаем ни в коем случае не обижать и братьев-пролетариев не освобождать. И у нас на Западе, — вздохнул Джон, — такие тоже есть. Давай, мол, лучше с ними договоримся. Они нас не будут трогать, а мы — их. Поделим мир на сферы влияния и заживем на большой. Помните, как у Оруэлла свиньи обрядились во фраки и смокинги и в гости к фермерам стали ездить. Мирное сосуществование — из этой категории.
Но я, — улыбнулся Паттерсон, — не собираюсь морализировать по этому поводу. Я этих коммунистических ублюдков ненавижу и никогда к ним своего отношения не переменю. Но дело не только в коммунизме. Я думаю, что Советский Союз в его нынешнем размере и виде нам всем мешает. Надо его уменьшить и ослабить. Мы не можем больше рисковать тем, что Россия станет базой каких-то новых экспериментов. Сегодня они социализм строят, завтра задумают еще какие-нибудь глупости, а весь мир трясти будет. Надо с этим кончать. Поэтому я за то, чтобы сыграть с ними в мирное сосуществование. Уверен, что у них ничего не выйдет, а у нас получится. Не может не получиться.
— Игра-то не в одни ворота будет, — прищурился Бойерман. — Если они какую-нибудь удачную модель социализма с человеческим лицом соорудят, что тогда? Забыли, как в 20-е годы тяжко с ними было.
— А что же нам, воевать? — презрительно бросил Паттерсон. — Хотелось бы, конечно, но проиграем. Их система означает способность концентрации всех сил общества на решении одной задачи. Мы так не можем. Они нас сомнут. Ну не нас в Америке, так вас тут, в Европе — совершенно определенно. А вот если мирное сосуществование, широкие контакты, доверие, демократия, тогда иное дело. Тогда мы выиграем.
— Даже если они у нас каждого десятого агентом КГБ сделают? — съязвил Бойерман.
— Да хоть каждого второго. У нас ведь наш строй из каждой поры и из каждой грязной лужи сам собой произрастает, система сама себя воспроизводит в миллионах и миллиардах больших и малых экземпляров. Все денег хотят, все мать родную за собственность отдадут. Против этого никакие агенты не помогут. Даже если президентом США назначат генерала КГБ, все вновь и вновь будет возвращаться на круги своя. У них иначе! Достаточно сбить с пути их вождей — брежневых или хрущевых или привлечь к себе поближе таких, как Тыковлев, и мы погубим систему, а вместе с ней и страну. Они поведут за собой все стадо туда, куда мы им укажем. То, что поведут, а стадо пойдет — это определенно. Это в их системе заложено. А мы должны подсказать им путь в пропасть. Вселить, как Иисус, в головы этих свиней бесовских духов, и стадо бросится вниз с обрыва. Поэтому такие, как Тыковлев, вполне могут быть провозвестниками нашей победы. Победы над коммунизмом и над их империей. Их же собственными руками. Помните, что-то подобное пробовали в свое время сделать с русскими генералы вермахта с помощью Власова? Не получилось. Фюрер не понял гениального замысла. У нас должно получиться. Не надо оккупировать Советский Союз, как Гитлеру. Зачем? Система сама должна уничтожить себя, если во главе нее окажутся нужные люди. Это чертовски сложная задача. Я в нее, Бойерман, откровенно говоря, поначалу не очень верил. Но теперь все больше убеждаюсь, что мы на правильном пути. Диссиденты, права человека, побольше контактов и поменьше торговли и трансфера технологий, чтобы у них аппетит заиграл и слюни потекли, разоружение, культурные обмены, туризм и, разумеется, дружба с высоким руководством. Пусть подумают, что свиней мы согласились признать за людей.
Жизнь не раз бросала Квицинского в сложные переделки, делала участником событий, прочно вошедших в историю дипломатии второй половины XX века. Однако это не только книга о событиях. Это и книга об отношении к ним автора, о его позиции, о вечных и непреходящих интересах страны, о долге перед своим Отечеством. У Квицинского репутация умелого и гибкого дипломата, но человека жесткого и принципиального в отстаивании государственных интересов. Его ценили как партнера и побаивались как противника.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.