Отступник - [52]

До отъезда на обед оставалось совсем немного. Тыковлев снял трубку внутреннего телефона и набрал номер резидента от “ближних”:

— Привет, как живете-можете? Ну, ну, рад за тебя. А как насчет того, чтобы сегодня вместе поужинать? Моя Татьяна будет рада видеть тебя вместе с Лидой. Кто еще будет? Да никого не будет. Можно было бы, конечно, и посланника нашего позвать. Что он, кстати, за парень? Хороший... и я так думаю. Только мне кажется, что сегодня он будет занят на мероприятии у венгров. Оно, может быть, так и лучше. В следующий раз соберемся в более широком составе. Ну, ждем...

Тыковлев на минуту задумался. С посланником у него отношения не очень складывались. Нет, никаких размолвок. Николай Мукаров — знающий дело дипломат из карьерных. Хорошо говорит по-немецки, имеет в Вене кучу знакомых, часто ездит по стране. Пишет, в общем, тоже прилично. Можно было бы считать, что с посланником ему повезло. Но настораживал некоторый холодок во взгляде Николая, упрямый характер, желание возражать там, где заместителю следовало бы подчиниться авторитету начальника. Со временем, как надеялся Саша, все должно притереться. Если Николай не дурак, то быстро поймет, что не он будет руководить послом, а посол — им. Но могло быть и так, что кто-то сказал Мукарову, что ему надо помогать послу и присматривать за ним, что сейчас Тыковлев посол, а завтра, глядишь, директор избы-читальни, что оценивать работу Николая будут, в конце концов, начальники в МИДе, куда ему рано или поздно возвращаться... Если это так, то от Николая на определенном этапе придется избавиться. Тогда важна будет позиция резидента. Нет, на сегодняшний ужин Мукарова звать не надо.

Приняв решение, Тыковлев вышел в приемную, улыбнулся секретарше, спросил у Миши-атташе, занимавшегося протоколом, не звонили ли от канцлера, надел на лысеющую голову серую мягкую шляпу и двинулся к выходу из посольства, по привычке слегка выкидывая вперед хромую ногу.

— Чего он вечно эту свою шляпу надевает? — спросила секретарша. — Никто ведь уже шляпы не носит. Это как из американских фильмов про гангстеров. Смотрел последнюю серию “The untouchable”?

— Понимать надо начальство, — усмехнулся Миша. — Громыко тоже вечно в “стетсоне” ходит. Все Политбюро в габардиновых пальто и шляпах. Один раз научились, что шляпу надо носить. Так до сих пор разучиться не могут. Или не хотят. Впрочем, тебе-то не все ли равно? Может быть, у него голова мерзнет.

* * *

Ресторан назывался “Белый трубочист”. Была у этого странного названия какая-то своя история. Подробности ее Тыковлев не помнил. Помнил суть: когда-то, по преданию, провалился тут трубочист в каминную трубу и попал то ли в кадку с мукой, то ли еще во что-то. Не суть важно. В общем, вывалялся в муке и стал вдруг белым. А теперь вот в этом примечательном месте ресторан. Да не просто ресторан — весьма фешенебельное заведение. У входа за роялем — тапер. Тоже не просто тапер, а из каких-то известных раньше пианистов. Играет в основном американские вещи. Красиво выходит. Перед тапером блюдечко. Выходящие кладут деньги. Кто сколько. Тыковлев напрягает глаза, чтобы разглядеть, что за купюры. Мало дашь, вроде неудобно для посла. Дашь много, денег жалко. Наверное, сто шиллингов хватит, решает про себя и перекладывает купюру из бумажника в правый карман брюк. На выходе небрежным движением сунет руку в карман и, не глядя, бросит деньги на блюдце. Что попалось в кармане, то и бросил. Он не хуже этих других, что сидят вокруг при зажженных свечах в клубах не по-нашему пахнущего табачного дыма. Специфический, острый запах вирджинского табака. Он тут везде. Западом пахнет. Разлагающимся капи­тализмом.

Саша улыбнулся краешками губ и поднял глаза на собеседника. Бойерман внимательно изучал меню, чуть-чуть шевеля губами, иногда прижмуриваясь и причмокивая. Это он вино выбирает. Знатока из себя строит. Говорит, что за годы жизни в Германии понял вкус ихнего вина. Любит порассуждать о мозельском, рейнском, франконском. Тыковлеву все это кажется выпендрежем. По нему, так и в этого “Трубочиста” вполне можно было бы не ходить. Лишняя трата денег. Поехали бы лучше в венский пригород Гринцинг. Душа радуется. Трактир на трактире. Один одного лучше. Цыгане играют. Вино литрами. Еда обильная, вкусная. Хочешь ветчина, хочешь набор колбас, хочешь жареные свиные или телячьи ножки. Шум, гвалт, песни. Народ общительный. В основном туристы со всего света. Весело и сытно. Ну, да ладно, надо марку держать.

— Как, Александр Яковлевич, улиточками побалуемся? — вопрошает Бойерман, дружески подмигивая.

— Да ну их, — отмахивается Тыковлев, — жирные больно, их водкой запивать надо, а то живот заболит.

— Нет, нет! Не водкой. Я тут такое мозельское нашел. Не Mosel, a Mцselchen!

— Ну, если Mцselchen, — отзывается Тыковлев, — то и ешьте себе своих улиток. А я лучше шварцвальдской ветчины с дыней, а потом, как всегда, шницель по-венски. Самое вкусное здесь блюдо.

— Это при таком-то великолепном меню и шницель по-венски! Фу, Александр Яковлевич. Даже стыдно как-то, — деланно возмущается Бойерман. — Стоило сюда идти.