Отступник - драма Федора Раскольникова - [21]

Трудно было решить, отвел ли он от себя обвинение в измене, грозившее смертным приговором, но по окончании допросов его содержание в одиночке изменилось. Его стали выпускать на прогулку в каменный дворик, сперва выводили отдельно от других заключенных, а вскоре и вместе со всеми.

4

В первый раз, когда его вывели отдельно от других и старший из надзирателей объявил правило - ходить по кругу, не останавливаться, руки за спину, - он обратил внимание на одно из зарешеченных окон подвального этажа. Окно было открыто, и у окна, по ту сторону решетки, стоял богатырского сложения усатый молодой человек, лицо которого и особенно бравые фельдфебельские усы показались знакомыми. День был жаркий, и усач был обнажен до пояса, обмахивался какой-то тряпкой, хлопая ею по обширной груди. Сделав круг, Раскольников ближе подошел к окну и узнал в заключенном гельсингфорсского матроса Павла Дыбенко, председателя Центробалта Центрального комитета Балтийского флота. С Дыбенко он познакомился весной, во время объезда с мандатом Кронштадтского Совета главных морских баз Балтфлота.

- Павел? - Раскольников нагнулся к окну. - Дыбенко?

- Точно! - весело отозвался усач. - А ты Раскольников? Тебя, брат, сразу не узнать. Почему не бреешь бороду?

За дни сидения в одиночке успела нарасти порядочная щетина.

- Кто еще тут сидит?

- Много наших. У тебя соседями - ребята с миноносца, который пришел в Питер по твоему вызову. Тут Измайлов, член Центробалта, Курков с "Авроры", Антонов-Овсеенко, ваш Рошаль…

- Семен?

- Он. И пулеметчики Ильинский, Казаков, фронтовик Сиверс, Хаустов… Ты сам всех скоро увидишь, раз тебя стали выпускать. Что, замучили допросами?

- Пустяки. Из руководителей кто арестован?

- В другом корпусе сидят Каменев и Луначарский…

Тут их прервали, к ним приближался надзиратель, пора было возвращаться в душную камеру.

- Мы еще повоюем, Федор! Ничего! - Дыбенко поднял вверх сложенную в кулак руку.

В тот же день вечером в глазке камеры Раскольников увидел крупный темный мерцающий глаз и услышал взволнованный голос Семена Рошаля:

- Здравствуй, Федя.

Раскольников, улыбаясь, подошел к двери:

- Здравствуй, Сеня. Вот и снова мы вместе.

- Я от Дыбенки узнал, что ты здесь.

- Как тебя арестовали?

- Я добровольно явился. После твоего ареста считал неудобным скрываться.

- И зря.

- Может быть. Как ты? Что со здоровьем?

- Ничего. Теперь ничего. А ты?

- Тоже ничего. Я тебе газеты принес.

- Здесь разрешают читать газеты?

- Да, можно покупать любые издания, - Семен просунул в форточку свернутую в трубку пачку газет.

- Ну, спасибо! Это то, что мне сейчас больше всего нужно, обрадовался Раскольников.

- Здесь и свидания разрешают. Демократия! Правда, заключенным общаться между собой можно пока в зависимости от того, как договоришься с надзирателем. Но добиваем ся, чтобы нам разрешили свободно выходить из камер. Ладно, читай газеты. Позже подойду снова, поменяю их.

Семен удалился, и Раскольников накинулся на газеты. Семен, умница, принес не только свежие газеты, но и старые, за 3-5 июля и ближайшие к тем числам дни, эти газеты особенно интересовали сейчас Раскольникова. Газеты были разных направлений, эсеро-меньшевистские, кадетские, свои большевистские, - удивительно, но большевистские выходили открыто, их не запрещали, не было лишь "Правды", разгромленной юнкерами пятого июля.

Вот когда можно было, сопоставляя то, что осело в памяти, с тем, что писали газеты, связать все события июльских дней в одну линию. Газеты много внимания уделяли его личности, как одному из главных виновников беспорядков, тут факты мешались с домыслами, вроде того что он будто бы спас от ареста Ленина, вывез его из Питера на миноносце и скрылся с ним за границей.

Свежие газеты, эсеро-меньшевистские, были заполнены статьями о новом коалиционном правительстве, полукадетском- полусоциалистическом, под председательством Керенского, и о "деле германского шпиона Ленина". Временное правительство готовило большой процесс над большевиками. Между тем большевистские газеты поражали бодростью и оптимизмом. Несмотря на продолжавшиеся аресты большевиков, в партийных кругах, писали газеты, не заметно развала или упадка духа. Партия не запрещена, действует. На свободе почти все члены ЦК (кроме Каменева). В Советах заседают большевистские фракции. На заводах и фабриках происходят митинги, на которых принимаются резолюции, требующие прекратить преследование большевиков…

Раскольников потребовал свидания с матерью. И удивительно скоро его получил. Мать пришла в сопровождении Александра, они разговаривали, разделенные двойной решеткой. Мать плакала, напуганная тяжестью предъявляемых Федору обвинений, Федор и Александр, смеясь, ее утешали: все обойдется, суд, если он состоится, едва ли будет судить Федора по новому положению, по которому восстановлена смертная казнь за государственные преступления, поскольку в момент вооруженной демонстрации она еще не была введена, - закон обратной силы не имеет. Притом до суда далеко, события развиваются быстро, и многое может измениться в ближайшее время. Но к суду надо готовиться, и было бы неплохо, если бы судебную защиту Федора взял на себя кто-то из юристов-большевиков. Решили, что мать или Александр обратятся к Троцкому с этой просьбой. Троцкий был уже большевиком, его "Межрайонная организация объединенных социал-демократов" присоединилась к партии Ленина.