Отступник - [136]

– Верно мыслишь, Толик, – подхватил Орлов.

– Слышь, Толян, а че ты там втирал про новое устройство на примере своих греков? – спросил старший прапорщик Руденко.

Он был весел, но от веселости этой пахло спиртным перегаром, истерикой и ужасом.

– Да все просто, Витя, – сказал мой друг. – Нам нужно с самого начала объяснить быдлу, что они рабы, отобрать у них отчества и даже фамилии.

– И на хрена это нам нужно? – хмыкнул Орлов, глядя в зеркало заднего вида на военные грузовики.

– Понимаешь, Антоха, – принялся объяснять Алфераки, – быдлу, которым мы будем рулить, необходимо постоянно напоминать, что мы не такие, как они, не только потому, что у нас «калаши», но и потому, что даже имена у нас другие. Это закрепление на уровне подсознания.

– Мудреные слова, – хохотнул Руденко. – А что же дальше?

– Ну, дальше все просто: бог троицу любит, так и у нас будут три класса: элита, крестьяне и рабы.

– Да-а-а… – протянул Орлов. – Ну и как же я буду называться по должности? Капитан элиты?

– Зачем? Будь просто царем. Это ведь сидит в печенках каждого русского человека с тех пор, как ему прочитали в первый раз сказку: «в некотором государстве жили-были царь с царицей…»

Руденко истерично заржал, а потом спросил:

– А я как буду зваться?

– Ты… – Алфераки на секунду задумался. – В целом думаю, что надо будет сразу же сформировать управляющий орган. «Совет старейшин» вполне звучит. Так что будешь председателем над старейшинами, доволен?

– А ты, смотрю, уже всех на должности расставил, – сказал Орлов. – Случайно главным советником не хочешь стать?

– Нет, – Алфераки засмеялся, – я хочу стать инструктором и в будущем воспитывать подрастающее поколение. Ведь главное в нашем деле – воспитание традиций…

Я перестал слушать этот треп. Вот она, цена спасения. Новые хозяева с «калашами» будут грабить беженцев, часть из них превращать в крестьян, остальных в рабов…И никуда не денешься, нет выбора…

– А что если кто-то не захочет жить по новым правилам? – спросил я.

– Значит, эти «кто-то» отправятся умирать, – ответил Алфераки. – Те, кто нам совсем не подойдут, будут выкинуты на другой берег Миуса и их будут расстреливать при попытке вернуться.

– И даже я, если что? – спросил я.

Анатолий ухмыльнулся и сказал бесстрастно и холодно:

– И даже ты, исключений быть не может… но ты ведь с нами, не так ли?

– Я с вами, – пришлось согласиться мне.

Вот она человеческая дружба, милосердие, доброта и прочая муть. Остается только жалеть, что Орлов со своей бандой, встретившись с бандой другого ублюдка, не перестреляли друг друга, а умудрились договориться. И в результате у Лакедемоновки, которую тут же обозвали столицей Миусской Политии, получилось два царя. Не знаю даже кого из них я больше ненавижу – Антона из простых «сапогов» или Романа из «кровавой гэбни».

И вот прошли два с лишним десятка лет, а я все еще жив. И лакедемонский вертеп тоже пока существует. Мне непереносимо жить в нем. Я отказался от должности в Совете старейшин и отдалился от Алфераки. Меня считают слегка тронутым из-за этого, но особо не трогают. И вот что интересно: со временем я их ненавижу все сильнее. Алкоголь и шлюхи не помогают забыться. И только эта тетрадь, четвертая по счету, хоть на какое-то время дает облегчение. Когда-нибудь тетради кончатся. И кончится мое терпение. Если к тому времени вся эта человеческая шушера не вымрет, мне придется взять свою «Сайгу» и расстреливать, расстреливать, расстреливать, пока меня самого не прикончат. Или же, может быть, легче просто засунуть ствол в глотку и нажать спусковой крючок, ибо я такой же как все они: трусливый, похотливый, жадный и завистливый».

Когда Игорь закончил писать и взглянул в окошко, то заметил, что на улице заметно посветлело. Заснуть в эту ночь так и не удалось. Потом взгляд инспектора упал на тетрадь, которую он исписал до последнего листка. В ней теперь жили его ненависть, страхи и обиды. А он очистился. Быть может, на месяц, на два или на полгода – он очистился. До следующего приступа тоски и ярости, когда встает мучительный выбор: пристрелить кого-нибудь или самому застрелиться. Игорь тяжело вздохнул, макнул перо в чернильницу и дописал:

«Я подумаю и решу, что лучше, когда кончится последняя тетрадь».

Глава 22 Тени минувших времён говорят неумеющим слушать

Два высоких, атлетически сложенных парня стояли на крыше. Где-то за их спинами, разгоняя утренний сумрак, поднималось августовское солнце. Скопление облаков на горизонте уже потеряло густой кроваво-красный оттенок; еще немного, и яркий свет станет почти непереносим для глаз.

– Они идут с севера, как я и рассчитывал, – сказал шатен.

– Ты уверен в этом? – скуластый юноша с рыжеватыми волосами нахмурился.

– Я это знаю, Ромул. Видишь? – шатен указал куда-то вверх, в утреннюю полумглу. – Пегас, шаманов птер, кружит вон там. И поворот головы видишь?

– Вижу, Саша. Но ничего не понимаю в поворотах его головы и взмахах крыльев. Так что тебе, конечно, лучше знать.

Нуклеары какое-то время стояли молча. Потом Ромул спросил:

– Ты уверен, что выкрасть пояс было хорошей идеей?

– Я в этом не сомневаюсь. Врагов надо отвлечь, обескуражить, лишить твердости… как это сделать? Послать большой отряд наших? Но что смогут они днем, с луками против автоматов? Только бестолково погибнуть. Да ты же и сам все понимаешь! – шатен пристально посмотрел на собеседника. – Дети предводителей кланов должны идти первыми не в очередь за едой, но в очередь за смертью.