Отступница - [47]

Старая женщина дала молодой немного сахара и облила ее розовой водой, так что по комнате распространился сладковатый запах. Я подвинулась поближе, чтобы не упустить ничего из того, что должно было случиться. Мне было очень жаль молодую женщину, которая сидела тут, закрыв глаза, и говорила таким страшным голосом. Я чувствовала ее волнение и возбуждение.

В конце концов я очутилась рядом с этой молодой женщиной. И вдруг она схватила меня за руку. У нее была крепкая хватка. Крепкая, как у мужчины. Я попыталась освободиться. Но мне это не удалось. Мое сердце едва не остановилось от ужаса. Затем джинн все же оставил в покое тело молодой женщины. Она вышла из транса, удивленно осмотрелась и увидела, что держит незнакомую девочку за руку, после чего сказала нежным голосом:

— Извини, малышка, ты кто такая?

— Уарда, — пробормотала я, — меня зовут Уарда.

Тогда она отпустила меня и сказала мне с благодарностью:

— Как хорошо, что ты была со мной. Ты помогла мне.

Я быстро вернулась в комнату, в которой находился Али. Туда уже принесли петуха. Али был обнажен.

— Я не одержим джинном, — ругался он, — я курю гашиш и принимаю таблетки, поэтому у меня не все в порядке с головой.

Но тетю Зайну это не интересовало. Она хотела окончательно освободить своего сына, причем немедленно. Несколько человек держали Али, а на голову ему посадили петуха. Не успел Али запротестовать, как кто-то уже перерезал горло петуху и кровь полилась на голову и тело Али.

Эта жертва помогла мало. Может, джинны и стали избегать Али, но он не избегал конопли с гор Эр-Риф.

Однажды у него поднялась температура. Она поднималась все выше, пока не достигла сорока одного градуса. У Али был обложен язык, его сердцебиение замедлилось, и у него начались галлюцинации.

Никто в семье, казалось, совершенно не волновался по этому поводу. Одна лишь я время от времени прокрадывалась к нему в комнату, чтобы посмотреть, как у него дела.

— Уарда, — спросил он скрипучим голосом, — ты видишь апельсин?

— Нет, Али, я не вижу никакого апельсина.

— Там, наверху, на потолке. Достань его мне.

— Али, это не апельсин.

— Ну, погоди, вот я выздоровею и убью тебя! — бессильно пробормотал он свою угрозу.

Я выскочила из комнаты.

Позже у Рабии и у маленького сына тети Зайны Рашида началась сильная лихорадка. Рашиду было так плохо, что тетке в конце концов пришлось отнести его к врачу. Он обследовал Рашида и пришел в сильное волнение.

— У ребенка тиф, — сказал доктор, — это заразное смертельное заболевание. Еще кто-нибудь в вашей семье болен?

— Да, — сказала тетя Зайна, — мой сын Али и моя племянница Рабия.

— Немедленно в больницу! — приказал врач.

Я очень боялась за Рабию. Болезнь въелась в ее тело и отняла у нее все силы. До этого она была именно тем человеком, который придавал силы всем членам нашей семьи. Мне она заменяла родную мать, которую отнял у меня злой рок. Она постоянно боролась за нашу честь. Рабия часто читала нам книги, в которых честное поведение играло большую роль. Она объясняла мне разницу между тем, что хорошо и что плохо, и заставляла нас никогда не сдаваться.

— Хотя нам и трудно, — говорила Рабия, — но вы не должны забывать, что есть дети, которым еще хуже, чем нам.

Она водила меня в бедные кварталы нашего города, где апатичные мальчики и девочки с красными глазами сидели в своей собственной моче и дышали клеем из пластиковых пакетов. Она показывала мне заведения, в которых жили дети-сироты. Она показывала мне нищих без пальцев, без рук, без ног.

Иногда, когда я чувствовала себя очень маленькой и слабой, она утешала меня и у меня появлялись новые силы. Рабия почти никогда не обнимала меня, потому что телесный контакт в наших отношениях едва ли играл какую-либо роль. Она была моей духовной руководительницей, моим источником энергии.

Теперь эта сила исчезла. Рабия лежала в постели с широко открытыми безумными глазами. Хотя на улице солнце испепеляло своим жаром землю, она мерзла днем и ночью. Она закутывала свое исхудавшее тело в два халата и натягивала порванное одеяло до подбородка. Но холод уже проник в ее кости.

— Уарда, мне холодно, — шептала она.

Я не знала, что делать. Когда мне удавалось раздобыть пару монет, я покупала ей маленькие кусочки ее любимого сыра кири, который стоил два дирхама. Но Рабия не могла удержать в себе этот драгоценный сыр. Она проглатывала его, и тут же ее тошнило.

Ужасно выглядела моя старшая сестра, лежавшая в постели. Можно было разглядеть кожу на ее голове, потому что из-за болезни у нее выпало много волос. Ее лицо было неестественно бледным.

Когда Рабия наконец попала в больницу, она скорее была мертвой, чем живой. Она не жила, а существовала в своей больничной койке. Семья моего дяди едва заботилась о ней. Тетя Зайна приходила к своим сыновьям Али и Рашиду, одни лишь мои сестры да я заботились о Рабие. Несмотря на то что она постоянно мерзла, у нее не было одеяла. Лишь после того, как Али выписали как выздоровевшего, ей разрешили взять его одеяло.

Даже через много недель состояние Рабии так и не улучшилось. Когда я однажды утром вместе с теткой пришла в больницу, на кровати возле ног Рабии мы нашли записку: «Рабия Саилло сегодня будет выписана».