Отступление - [45]

      Прищурившись, Георгий еще раз взглянул в открытое, молодое лицо. Сколько он успел? Нет! Сколько этот парень не успел? А остальные: сгоревшие в первой внезапной атаке, здесь ли - на 'Неподдающемся'? Сколько ещё будет? Глупость - что смерть забирает лучших, может ли вообще здесь быть сравнение? Но как жестоко, как дорого приходится платить за право узнать человека...! А тем более тяжело после его терять...

      Сжав на последок плечо майора, Георгий решительно отвернулся, возвращаясь к неотложному. Легко взвалив на плечи Кузнецова, широким взмахом руки указал оставшимся членам экипажа на выход. Дождавшись, когда выйдут все, Геверциони и сам двинулся прочь. На пороге генерал не удержался и последний раз посмотрел на Ирвина - тот уже вовсю колдует над пультами, перебегая от одного к другому, пытаясь выжать из смертельно раненного корабля оставшуюся силу. Майор, внезапно ставший капитаном... Он уже не обращает внимания на уходящих - перед ним одна задача и выполнить её нужно успешно. В очередной раз горько усмехнувшись, Геверциони перешагнул порог, захлопнул перегородку и побежал прочь по коридору. Не прощаясь с прошлым, не прощаясь с оставшимися за спиной - но лишь отложив благодарность до следующей встречи...

      В космосе, как и в море не бывает памятников, не бывает могил: с крестами, оружием или простыми табличками. Увы, даже волн не остается, что могут дать последний приют, приняв павших в свои неспешные объятья-крылья. Чёрная бесконечность навсегда вбирает в себя людей, не оставляя и следа. Никто и никогда не узнает, чем закончилась последняя атака 'Неподдающегося', как прожили последние минуты оставшиеся бойцы. Никто не узнает, что майор Березин, дав приказ канонирам покинуть корабль, остался на посту и продолжал вести огонь - почти на ощупь - прикрывая, расчищая путь рвущемуся сквозь мины и заградительный огонь умирающему кораблю. Никто не узнает, что начпотех, подполковник Ларионов до последней секунды держал связь с мостиком, в одиночку метясь между уцелевшими задними двигателями, заставляя 'Неподдающегося' изворачиваться, маневрировать. Никто не узнает, что нелюдимый, резкий в суждениях майор Арновский так и не согласится покинуть корабль. Дав возможность Ирвину остаться на мостике, он прорвался сквозь завалы и огонь в оружейные погреба, чтобы решительно замкнуть цепь на зарядах торпед.

      Никто не узнает, что адъютант Ирвин будет улыбаться - счастливо и беззаботно, - отложив в сторону бортовой журнал с уже последней записью. Улыбнется, когда до орбитальной крепости останется жалкие пару сотен метров и станет ясно, что все наконец закончилось. Что в последние секунды он так и не успеет прочесть последние строки пришедшей на память стихов из старой, грустной песни(xxi) - и с последней строчкой навсегда уйдет в Вечность - вместе с такими же как он, оставшимися и неподдавшимися, пусть на краткий миг сумев зажечь над горизонтом ослепительно-яркое солнце...

      Не печалься, мой друг, мы погибли. Быть может напрасно

      Отказавшись мельчить и играть с Пустотой в "что-почём".

      Но я помню вершину холма, Ветку вишни в руке,

      И в лучах заходящего солнца - тень от хрупкой фигурки с мечом.

      Мы погибли мой друг. Я клянусь, это было прекрасно!

      Я свидетельством истинным, в Духе и в Сыне,

      Предлагаю вам повесть мою.

      Как подводная лодка в бескрайней пустыне

      Погибала в воздушном бою.

      Как трещала броня, и дела были плохи,

      Небо в дыры хлестало как газ;

      И глубинные бомбы бездарной эпохи

      Разрывались все ближе от нас.

      Но для тех, кто придет в мир, охваченный мглою,

      Наша повесть послужит ключом.

      Ибо древнее Солнце - Солнце героев,

      Нас коснулось прощальным лучом.

      Не печалься, мой друг, мы счастливцы с тобою:

      В самом пекле бессмысленных лет.

      Навсегда уходящее Солнце героев

      Озарило наш поздний рассвет.

      И свидетельством истинным, В Духе и в Сыне,

      Мы оставили повесть о том,

      Как подводная лодка в бескрайней пустыне

      Отбивалась торпедным огнем.

      И пылала обшивка, и плавились скрепы,

      И в расщелины гибельных скал,

      Раскаленным дождем из-под самого неба

      С воем капал горящий металл...

       ...Тьма сотрет наши лица и память о нас

      Поруганью предаст и разбою.

      Не печалься, мы гибнем, кончается бой.

      Навсегда уходящему Солнцу, Солнцу героев -

      Помаши на прощанье рукой.

      Помаши на прощанье... [21]

Часть 2 - Сосредоточие.

Глава 14

Геверциони, Ильин. 04.00, 7 ноября 2046 г.

      Атмосфера на эвакуационном шлюпе 'Хранитель'[22] тяжелая. Не столько злым напряжением боя, сколько мучительным бездействием. Нервное напряжение буквально горчит, режет ноздри. Вплотную, словно сельдь в бочке, сидят бойцы. Три с половиной тысячи в маленькой стальной коробке. Накрепко пристегнуты к стальным каркасам кресел, со всех сторон попираемые ящиками, тюками, коробками и иным скарбом, которое техникам удалось спасти с гибнущего корабля. Обычный человек, вероятно, в такой обстановке долго не выдержит - и это не его вина. Но ни слова, ни звука не слышно от десантников: объятые мрачной решимостью, они лишь твердо сжимают в натруженных руках оружие, стараясь не вслушиваться в крики раненных или стоны умиравших.