Отступление - [13]
— Мейлах, — спросила тогда Ханка, — а где ваша шляпа?
Мейлах вспыхнул, заулыбался.
— Ах да, — говорит, — я, наверно, ее на почте забыл.
— Вот оно что…
Но тут Хаим-Мойше прервал рассказ Ханки:
— Почему вы решили, что это было письмо от Хавы Пойзнер?
— От Хавы Пойзнер?
Ханка опять покраснела.
— Погодите-ка, разве я так сказала?..
Хаим-Мойше воспользовался ее замешательством и быстро спросил:
— Ну а что Мейлах принял перед смертью? Неизвестно?
На этом, собственно, разговор и закончился. Ханка побледнела и замолкла, и Хаим-Мойше почувствовал себя виноватым, будто бы только что сильно ее обидел.
IX[5]
По дороге в лес он незаметно для себя начал думать о Мейлахе, машинально повел с ним мысленную беседу: «Он, Хаим-Мойше, и Мейлах — по сути дела один человек; он, Хаим-Мойше, — суровый одиночка, никому ничего не хочет прощать и требует от жизни слишком многого, он должен в конце концов преодолеть в себе мягкого, улыбчивого Мейлаха, который все прощает, принимает и благословляет. Тем не менее это факт: именно после смерти Мейлах приобрел больший вес — Мейлах со своей стеснительной, доброй улыбкой…»
Вдруг молнией сверкнула мысль, и тут же мозг затуманило, словно алкоголем, и все, о чем он думал, показалось необыкновенно важным:
— Что такое человек, Мейлах?
— Ничего, Хаим-Мойше, так, попытка или случайность.
— Ну а человеческие страдания?
— Примерно то же самое, Хаим-Мойше.
— А кто же тогда вечен?
— Вечен я, мертвый Мейлах.
— После смерти ты стал слишком самоуверенным, Мейлах…
Он ускорил шаг.
Хаим-Мойше вернулся в лес, отыскал на половине Ицхока-Бера перо и чернильницу и записал все, что за последние часы пришло ему в голову.
Он быстро думал и быстро писал. Но чем больше писал, тем хуже становилось настроение, тем меньше оставалось уверенности в том, что все, что он делает, имеет хоть какое-то значение. Он перечитал написанное и остался недоволен. Воодушевление испарилось. Но если так, зря он приехал сюда, в Ракитное. Глупо это… Глупо… В отчаянии он мерял шагами комнату: кто же был Мейлах на самом деле? Тихий божок маленького местечка, он вскружил головы здешним девушкам, и Хава Пойзнер зажгла у него в комнате лампу на второй день после его смерти; ему, Хаиму-Мойше, она лампы не зажжет…
После этого он всю ночь не мог уснуть, глупые мысли не давали покоя. Вспоминал Хаву Пойзнер, вызывающий умный взгляд ее огромных, чуть навыкате глаз, стройную, гибкую фигуру, ее письмо с кусочком китового уса, найденное в кошельке Мейлаха. Почему она всегда улыбается, когда он, Хаим-Мойше, проходит мимо? Почему смотрит на него издали с такой насмешкой в глазах, будто хочет сказать: «А ведь он приехал из-за меня, друг Мейлаха Хаим-Мойше, из-за кого же еще? Так почему он не подойдет и не скажет об этом прямо?..»
Вдруг он вспомнил пустую зеленую площадь на окраине и Ханку Любер, которая покинула его там, обиженная, бледная и взволнованная. Сразу почувствовав себя виноватым, начал ворочаться с боку на бок: «Тьфу! Восемнадцать чертей тебе!»
И тут же поймал себя на мысли, что так ругался его отец. Ну не карикатура ли, что он ругается точно так же, и даже его последняя мысль не нова — он уже не раз думал, что каждый человек всего лишь карикатура на своего отца.
На рассвете он лежал в полудреме, убежденный, что все, о чем он размышлял всю жизнь, гроша ломаного не стоит, что он, Хаим-Мойше, пустое место, что напрасно он мечется. Вот зачем, например, он приехал в Ракитное? Дело, ради которого он приехал, он мог легко осуществить и в большом городе, где живет. А по сути… По сути, кому это интересно, ну, появится в Ракитном, на окраине кладбища, рядом с могилой Мейлаха еще одна, свежая…
Он заснул. Перед ним сидел Мейлах, держал на ладони кусочек китового уса и улыбался с таким видом, словно хотел сказать: «Это, Хаим-Мойше, все, что мне досталось от любимой женщины».
Внезапно Мейлах исчез. А возле Хаима-Мойше кружились Хавы Пойзнер — не одна, а сразу несколько. Они поглядывали друг на друга и пели высокими, сильными голосами, и его тянуло к ним, ко всем вместе.
Он проспал часа три, не больше. И все же поднялся утром веселый, полный сил, будто половину груза сбросил с души. Вдруг захотелось вернуться к неоконченным записям, оставленным вчера на столе, и сердце радостно забилось:
— А кто вечен?
— Вечен я, мертвый Мейлах…
Умываясь в комнате перед зеркалом, он заметил, что щеки у него ввалились, лицо похудело. Глаза горели, хотелось скорее вернуться к недописанным строчкам. Теперь все готово: в этот тихий летний день, когда над головой простирается чистое голубое небо, Хава Пойзнер больше не была одна; их было много, много, и у каждой был такой маленький божок, они прижимали его к сердцу, каждая своего божка, они доставали его и укладывали спать. «Баю-бай», — качали они своих божков, напевая высокими, сильными голосами. Они спали, эти божки, но у одного блуждала на бледном, ясном лице смущенная улыбка: улыбка Мейлаха…
В три часа пополудни он вышел из комнаты. Лицо так пылало, что пришлось умыться холодной водой. Он был весел и спокоен. Поболтал, посмеялся с женой Ицхока-Бера, надел новый костюм и в одиночестве отправился в город.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Давид Бергельсон (1884–1952 гг.) — известный еврейский советский писатель, автор многих книг повестей и рассказов. Роман «На Днепре» — повествование о социальном расслоении и революционной борьбе масс в годы, предшествовавшие революции 1905 года. Рассказы писателя отличаются лаконичностью языка, эмоциональностью и мягким лирическим юмором.
В повести Александры Усовой «Маленький гончар из Афин» рассказывается о жизни рабов и ремесленников в древней Греции в V веке до н. э., незадолго до начала Пелопоннесской войныВ центре повести приключения маленького гончара Архила, его тяжелая жизнь в гончарной мастерской.Наравне с вымышленными героями в повести изображены знаменитые ваятели Фидий, Алкамен и Агоракрит.Повесть заканчивается описанием Олимпийских игр, происходивших в Олимпии.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.