Отсрочка - [15]

Шрифт
Интервал

Не побрезгует и дырой в носке

(От которой, собственно, все и рухнет).

Торопясь, подлатываю ее,

Заменяю лампочку, чтоб сияла,

Защищаю скудное бытие,

Подтыкаю тонкое одеяло.

Но и сам порою кажусь себе

Неучтенной в плане дырой в кармане,

Промежутком, брешью в чужой судьбе,

А не твердым камнем в Господней длани.

Непорядка признак, распада знак,

Я соблазн для слабых, гроза для грозных,

Сквозь меня течет мировой сквозняк,

Неуютный хлад, деструктивный воздух.

Оттого скудеет день ото дня

Жизнь моя, клонясь к своему убытку.

Это мир подлатывает меня,

Но пока еще на живую нитку.

ПЯТАЯ БАЛЛАДА

Я слышал, особо ценится средь тех, кто бит

и клеймен,

Пленник (и реже - пленница), что помнит

много имен.

Блатные не любят грамотных, как большая

часть страны,

Но этот зовется "Памятник", и оба смысла верны.

Среди зловонного мрака, завален чужой тоской,

Ночами под хрип барака он шепчет перечень свой:

Насильник, жалобщик, нытик, посаженный без вины,

Сектант, шпион, сифилитик, политик, герой войны,

Зарезал жену по пьяни, соседу сарай поджег,

Растлил племянницу в бане, дружка

пришил за должок,

Пристрелен из автомата, сошел с ума по весне...

Так мир кидался когда-то с порога навстречу мне.

Вся роскошь воды и суши, как будто

в последний раз,

Ломилась в глаза и уши: запомни и нас, и нас!

Как будто река, запруда, жасмин, левкой, резеда

Все знали: вырвусь отсюда; не знали только, куда.

- Меж небом, водой и сушей мы выстроим зыбкий рай,

Но только смотри и слушай, но только запоминай!

Я дерево в центре мира, я куст с последним листом,

Я инвалид из тира, я кот с облезлым хвостом,

А я - скрипучая койка в дому твоей дорогой,

А я - троллейбус такой-то, возивший тебя к другой,

А я, когда ты погибал однажды, устроил

тебе ночлег

И канул мимо, как канет каждый. Возьми

и меня в ковчег!

А мы - тончайшие сущности, сущности,

плоти мы лишены,

Мы резвиться сюда отпущены из сияющей вышины,

Мы летим в ветровом потоке, нас несет

воздушный прибой,

Нас не видит даже стоокий, но знает о нас любой.

Но чем дольше я здесь ошиваюсь - не ведаю,

для чего,

Тем менее ошибаюсь насчет себя самого.

Вашей горестной вереницы я не спас

от посмертной тьмы,

Я не вырвусь за те границы, в которых маемся мы.

Я не выйду за те пределы, каких досягает взгляд.

С веткой тиса или омелы голубь мой не летит назад.

Я не с теми, кто вносит правку в бесконечный

реестр земной.

Вы плохую сделали ставку и умрете вместе со мной.

И ты, чужая квартира, и ты, ресторан "Восход",

И ты, инвалид из тира, и ты, ободранный кот,

И вы, тончайшие сущности, сущности,

слетавшие в нашу тьму,

Которые правил своих ослушались,

открывшись мне одному.

Но когда бы я в самом деле посягал на пути планет

И не замер на том пределе, за который мне

хода нет,

Но когда бы соблазн величья предпочел

соблазну стыда,

Кто бы вспомнил ваши обличья? Кто увидел бы

вас тогда?

Вы не надобны ни пророку, ни водителю злой орды,

Что по Западу и Востоку метит кровью свои следы.

Вы мне отданы на поруки - не навек, не на год,

на час.

Все великие близоруки. Только я и заметил вас.

Только тот тебя и заметит, кто с тобою

вместе умрет

И тебя, о мартовский ветер, и тебя,

о мартовский кот,

И вас, тончайшие сущности, сущности, те,

что парят, кружа,

Не выше дома, не выше, в сущности,

десятого этажа,

То опускаются, то подпрыгивают,

то в проводах поют,

То усмехаются, то подмигивают, то говорят "Салют!"

НОВАЯ ТОПОГРАФИЯ

В новой топографии, где каждый

перекресток приглашает умереть...

М.Щербаков

1

Возвращенье на место любви через два

Долгих года, потраченных на

Забыванье примет, - но вода и трава

Неизменнее, чем времена.

По зеленой воде пароходик "Москва"

Проплывает, и плещет волна.

Там, на палубе, матери кутают чад

От вечерней прохлады речной,

И речные, нестрашные чайки кричат,

Демонстрируя нрав сволочной.

Полагаю, могло бы и мне полегчать

За два года надсады сплошной.

За два года дитя начинает болтать,

Лепетать, узнавая места,

И салага, уставший недели считать,

Превращается в деда-скота...

И вольно же мне было шататься опять

У быков Окружного моста!

И любовь моя, зная, что путь перекрыт

И ни входа, ни выхода нет,

То двухлетним ребенком рыдает навзрыд,

То ругается матом, как дед,

То трепещет, как путник в безвестном краю,

На пустынной дороге в отчизну свою

Наступающий в собственный след.

2

Присесть на теплые ступени,

На набережной, выбрав час;

Покрыв газетою колени,

Заветный разложить запас:

Три воблы, двух вареных раков;

Пригубить свежего пивка

И, с рыболовом покалякав,

Допить бутылку в два глотка.

Еще! еще! Печеньем тминным

Дополнить горький, дивный хлад,

Чтоб с полным, а не половинным

Блаженством помнить все подряд:

Как вкрадчив нежный цвет заката,

Как пахнет бурая вода...

На этом месте я когда-то

Прощался с милой навсегда.

Прохожие кривили рожи

При виде юного осла.

Хорош же был я! Боже, Боже,

Какую чушь она несла!

Вот тут, присев, она качала

Нетерпеливою ногой...

Другой бы с самого начала

Просек, что там давно другой,

Но я искал ходы, предлоги,

Хватал себя за волоса,

Прося у милой недотроги

Отсрочки хоть на полчаса...

И всякий раз на месте этом


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.


Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.