Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой - [8]

   — Представьте, граф, сей как бы незначительный предмет и оказался причиной аудиенции у государя, — едва заметно ухмыльнулся рассказчик. — Дело в том, что у банкира Фрегеля был обнаружен целый миллион фальшивых русских банкнот, коими, как вы знаете, Наполеон наводнил Европу. Но миллион этот принадлежал не Фрегелю, а саксонскому королю Фридриху Августу. Банкир же как верный его слуга был оставлен сокровища стеречь.

   — А за укрывательство мошеннических денег — Сибирь! Не так ли? — вставил граф.

   — То-то и оно! Поди докажи попавший в беду, что он выполнял приказание короля, хотя того и след простыл после поражения французов. Единственный, кто мог спасти беднягу, как рассудил князь Николай Григорьевич, — император Александр. Это ведь он, наш государь, подписал вердикт: за сокрытие фальшивых ассигнаций — ссылка. Ну и пришлось мне с бумагами князя мчаться сломя голову из Дрездена в Вену, чтобы получить всемилостивейшее прощение саксонскому финансисту. Но государь не только соизволил помиловать нарушителя закона, а просил передать ему похвалу за верность, с которою тот служил своему монарху.

   — Видать, очень приятно Александру сохранять так полюбившийся его сердцу образ императора-ангела. Да и князь Репнин — известный либерал, — капризно произнёс граф. — Однако — Европа! Не у себя в России-матушке приходится бисер метать — перед своими не след расшаркиваться. Важно, что подумает и что скажет заграница. — И без перехода: — Граф Андрей как? Вот кто Европу покорил! Да не прекраснодушными жестами, а свершениями подлинного широкого сердца. Небось и сам Александр не пропускал балов, что давал граф Андрей. Вся Вена, чай, кружилась в его доме?

Видно было: знал и от князя Николая Григорьевича, и от других, что настоящим центром внимания и восхищения русского императорского двора и гостей из союзных держав, собравшихся после войны в столице Австрии, стал в дни открывшегося там конгресса дворец бывшего русского посла Андрея Кирилловича Разумовского[6]. Но приятно было в который раз услышать о заграничном житье-бытье родного брата, которого давно уже вся Вена чтила как своего и величала эрцгерцогом Андреасом.

Только подумать — целых четыре десятка лет стеной стали между ними, братьями! Один — здесь, в столице Российской империи, в зените могущества, действительный тайный советник и камергер, министр народного просвещения, другой — там, за кордоном, отставленный, казалось, напрочь от русской службы, но сохранивший наперекор судьбе на новой родине всё своё влияние и могущество.

А ведь будто вчера это было — граф Алексей Кириллович вспомнил себя и Андрея в окружении других четырёх братьев в учебных классах на Десятой линии Васильевского острова, что открыл для своих детей и ближайших их сверстников из знатных семей отец — президент Академии наук Кирилл Григорьевич Разумовский.

То была «малая академия», как называли этот домашний институт, учинённый президентом, где обучение вели лучшие умы России во главе с действительным членом Академии наук Августом Людвигом Шлёцером. Два с половиной года длилась учёба в домашнем институте, а затем — пополнение знаний в университетах Франции, Германии и Англии.

После окончания университета в Страсбурге граф Андрей выбрал морскую карьеру и командиром фрегата «Екатерина» под начальством Алексея Орлова участвовал в знаменитом Чесменском бою[7].

Но самая важная, как оказалось, отметина жизни — дружба с юных лет с наследником престола Павлом.

Так они были близки — будущий российский император и образованный, утончённый, красавец юный граф Разумовский, что Павел никому иному, лишь самому близкому другу доверил сопровождать из Германии собственную невесту — Гессен-Дармштадтскую принцессу Вильгельмину, в будущем великую княгиню Наталью Алексеевну. Но только ступила будущая супруга наследника на палубу русского фрегата, как безошибочно поняла, что отныне и навсегда сердце её принадлежит красавцу графу, с царскими почестями принявшему её на свой корабль.

Лишь внезапная смерть великой княгини обнаружила тайну — любовную связь жены наследника престола и самого сердечного его друга.

Тайну эту коварно открыла Екатерина, вручив своему нелюбимому сыну перехваченные ею письма Андрея Разумовского к Наталье Алексеевне.

Императрица направила президенту академии письмо: «Я принуждена была велеть сыну Вашему графу Андрею ехать в Ревель до дальнейшего о нём определения. Екатерина».

То случилось в 1776 году, ровно четыре десятилетия назад. За Ревелем последовала, по сути, почётная высылка за пределы России — назначение полномочным министром и чрезвычайным посланником в Неаполь, затем в Копенгаген, Стокгольм и, наконец, в Вену. Воцарившийся к тому времени Павел вспомнил своего бывшего друга и повелел вернуть того в Россию с приказанием находиться ему безотлучно в имении отца своего, в малороссийском городе Батурине.

Лишь Александр, взойдя на престол, возвратил графа в Вену, восстановив его в прежней должности посла. Но через пять лет, в 1806 году, русский дипломат, непримиримо разоблачавший захватническую политику Наполеона, по настоятельной просьбе самого французского императора вновь получил отставку. Однако Вену на сей раз не покинул, остался в ней частным лицом и, как говорили венцы, обрёл в их городе славу самой заметной достопримечательности.