Отшельник - [8]

А дня через два поехала в город с деревенскими торговками на базар: кое-что продать, кое-что купить. Вдруг смотрит — и глазам своим не верит: стоит тот самый нищий, рядом с ним такой же бездомный, и продают дедову вышиванку. Торгуются с кем-то, подороже просят. Дал им денег незнакомец — и помчались те двое в соседнюю забегаловку, чтобы сразу пропить заработанное.

Заплакала горько баба Ганя, видя такую несправедливость. Всю дорогу плакала неутешно, а вошла в дом — и вовсе разрыдалась, упав перед образами. Поднимает глаза, чтобы осенить себя крестом, и обомлела: Господь на нее с иконы смотрит, в дедову вышиванку одетый.

«Согрела ты Меня, — слышит она в сердце своем сладкий голос Спасителя. — Наг был — и одела. Не забуду Я твоего добра…»

И не стало у нее на сердце ни горечи, ни боли, что пошла та вышитая сорочка по чьимто чужим рукам.

— Господи, прими за милостыню в память моего Панаса покойного, — тем же незлобным сердцем помолилась она, отогнав от себя подступившие было сомнения: дескать, может не стоило никому отдавать?

Открыла же ту тайну баба Ганя лишь отцу Лаврентию. Другие бы все равно не поверили, засмеяли…

— О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся!

В абсолютной тишине, царившей в храме, голос, доносившийся из алтаря, звучал протяжно-четко, чеканно, даже строго.

— Господи, помилуй, — диссонансом этой строгости и торжественности раздавался писк маленькой сгорбившейся певчей, похожей на забившуюся в угол домашнюю птичку.

Когда родной дядя отца Игоря служил не в городе, а в таком же глухом, забитом и забытом всеми месте, где теперь служил сам племянник, юный Игорь Воронцов, бывая на службах, не мог сдержать улыбки, когда дядя возглашал: «Миром Господу помолимся!» Весь «мир» состоял из настоятеля и нескольких старушек в платочках, стоявших перед алтарем и тихо подпевавших хору. Еще больше он удивлялся, когда видел, как отец Сергий говорил проповедь в совершенно опустевшей церкви. К кому он обращал свое слово?

— Сонму Ангелов, что служат с нами, — наставлял он племянника, видя в нем ростки, рвавшиеся к свету духовной жизни и богопознания. — С нами ведь Ангелы небесные служат, вот им и говорю: слово Божие полезно не только для людей — для всех оно вечно и назидательно.

А теперь отец Игорь сам стремился подражать своему ревностному дяде, не опуская богослужений в храме, тщательно готовясь к каждому.

Великая ектения закончилась — и певчая затянула еще более пискливым голосом:

— Благослови, душе моя, Господа. Благословен еси, Господи. Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя Имя святое Его.

Отец Игорь, не выходя из алтаря, «разбавил» этот писк своим баритоном:

— Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его. Очищающаго вся беззакония твоя, исцеляющаго вся недуги твоя. Избавляющаго от нетления живот твой, венчающаго тя милостию и щедротами. Исполняющаго во благих желание твое: обновится, яко орля, юность твоя…

Он заметил: всякий раз, когда он побеждал в себе лень, физическую усталость, понуждал себя к молитве через «не могу» — немощь отступала, а все тело наливалось бодростью и силой. И сейчас, едва начав Божественную литургию, он ощутил, как немощь, свалившая его накануне, отступила, тело стало легким, послушным бодрому духу.

Так подошли к основной части литургического богослужения — Евхаристическому канону. Отец Игорь стал еще более собранным и воодушевленным.

— Станем добре, станем со страхом, вонмем, Святое Возношение в мире приносити, — возгласил он вместо диакона, которого тут по штату не полагалось.

— Милость мира, Жертву хваления, — изменился голос и у Анны: вместо писка он стал более низким, грудным, внутренним.

Отец Игорь благословил из алтаря, повернувшись ко престолу:

— Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и Причастие Святаго Духа, буди со всеми вами.

— И со духом твоим, — певчая в умилении и слезах опустилась на свои слабые коленочки.

Наступал момент, вызывавший у отца Игоря трепет в сердце с тех пор, как впервые приступил к алтарю как священник.

— Горе имеим сердца!

Во умилении руки поднялись сами, а взор устремился вверх — откуда на маленький престол сейчас невидимо нисходила Божественная сила.

Отец Игорь не искал во время совершаемых им богослужений каких-то особых ощущений, переживаний, на чем концентрировали свое внимание некоторые другие его собратья, рассказывая и пересказывая их, пытаясь истолковать это как знак особой милости к ним свыше. Отец Игорь старался служить строго по Уставу, ничего не упрощая и ничего не опуская, совершая все священническое правило перед Литургией — и его сердце, душа возгорались помимо воли, иногда оставляя в таком горящем состоянии духа, с поднятыми руками, гораздо дольше положенного. В эти мгновения он начинал чувствовать, как сам наполняется той Силой, Которая под его грешными руками преосуществляла хлеб и вино в Тело и Кровь Самого Спасителя. Ему хотелось, ч тобы эти мгновения продлились еще дольше, и он готов был оставаться в этом неземном состоянии вечно, не видя и не слыша ничего вокруг.

Но это были лишь мгновения, и вот вместо них снова слышалось пискливое пение бабы Гани: