Отряд "Зеро" - [11]

* * *

Осмотр ничего хорошего не принёс. Многочисленные побои, на груди глубокие порезы, тоже залитые биогелем, лёгкое сотрясение, разбитые в кровь руки, трещины в рёбрах. Доктор не стал сволочить и дал мне воды, увидев мой бедный язык.

А вот уколов мне досталось ещё несколько штук. Когда все лечебные дела были закончены, доктор продезинфицировал руки.

— Зачем пил-то?

— Я не пил, — опухоль после всех вколотых лекарств спала. Но пить, как и курить, хотелось ужасно. — Дайте воды.

— Говоришь — не пил, — доктор протянул стакан с дистиллировкой. — А у самого — сушняк. В крови у тебя алкоголь был. Первым делом на анализ взяли.

В крови. Чёрт. Я провёл рукой по плёнке биогеля на груди.

— От лекарств сушняк. В кармане бутылка была. Внутреннем.

Доктор проследил за моим жестом и присвистнул.

— Ну, это ты, брат, влип тогда. Петровичу — ему плевать, пил ты или грудью стеклотару раздавил. Нашли алкоголь в крови? Нашли. Пункт «а» тебе.

— Знаю.

Доктор усмехнулся.

— Что ж ты, капитан, взбесился так? Десять лет безупречной службы псу под хвост из-за бабы. Ну да ничего, бывает. Состояние как? Готов на вопросы отвечать?

Из-за бабы… Чёрт… Покурить бы…

— Эк тебя потряхивает, — доктор внимательно смотрел на меня. — Под кого косишь?

Кошу? Взгляд на руки — мелко вздрагивают и нервно. Терпи, Лёха, терпи. Некуда деваться.

— Курить хочу.

— Это нельзя.

— Знаю.

— Сколько лет-то?

— Чего… сколько?

— Куришь.

— Тринадцать.

— А в день?

— По-разному. Пачку, две.

Любопытно-профессиональный взгляд меняется на сочувственный. Отошёл, пошарил в своём лекарственном хозяйстве, вернулся с маленьким шприцем.

— Что это?

— Никотин. Раствор, разумеется. На сутки тебе хватит. Могу блокиратор поставить, если хочешь. Сидеть-то тебе долго.

— На сколько блокиратор?

— На трое суток.

Трое суток с ватной головой? Сейчас? Лучше ломка.

— Никотин.

Чёрт… А ведь полегчало. В голове прояснилось. И руки не дрожат.

— Вменяемый я. Аффект был.

Доктор засмеялся.

— Ишь ты, хитрый какой! У всех тут — то аффект, то самооборона, то припадок, — он кивнул мне на кресло с датчиками. — Садись. Проверим твой аффект.

* * *

Проверка-тест заняла около двух часов. Доктор то шутил, то мрачнел, разглядывая данные на своём мониторе. В итоге — махнул рукой.

— Везучий ты, капитан. Был у тебя аффект. По минималке пойдёшь. Моли бога, чтобы твой приятель не загнулся. Тогда и аффект не спасёт.

— Знаю.

Доктор снова усмехнулся и начал снимать с меня многочисленные датчики.

Но вернули меня обратно в одиночку. Агрессия в красном секторе.

Чёрный Корпус не допускал риска. Даже минимального. Система безопасности продумана и проработана до мелочей.

Сейчас мне это на руку. Подумать в одиночестве и проанализировать всё, что я узнал. После инъекции никотина голова работала ясно и чётко.

Я думал, почему всё-таки сорвался и не смог побороть свой «высокий уровень агрессии», хотя до этого десять лет вполне успешно с этим справлялся. Да что там десять лет относительно спокойной службы в Корпусе!..

Три года на мятежных планетах. Три года ползания на брюхе по пескам, камням, джунглям и болотам. Три года полной готовности стрелять во всё, что шевельнётся, в любую тень.

Да, там были и военные машины, и боевые роботы, и универсальные солдаты. Но только для того, чтобы показать на видео победные марши Федерации. А до этого всю работу делали мы.

«Смертники» — так нас называли. Отряд «С». Спецподразделение из согласившихся на такое помилование вместо вышки. И вольнонаёмных, кому нечего терять и некуда возвращаться. Их никто не ждал. Они приходили, чтобы отомстить.

Как и я.

Как я попал туда — помнил чётко. Пришёл на призывной пункт и сам попросился в отряд «С». Я не знал, зачем мать покинула Землю после моего рождения. Не знал, почему она выбрала для поселения Рапистру, планету, первой поднявшей мятеж против Федерации. В восемь лет не слишком часто обращаешь внимание на такие вещи. А потом спрашивать уже не у кого.

Я помнил её смерть. Её убили за отказ кого-то из жителей подчиниться приказу. В назидание остальным гражданским, согнанным на площадь. Командир повстанцев расстрелял её, и я навсегда запомнил, как появлялись красные круглые дырочки на белом платье. Запомнил, как она упала на землю и как остановился её взгляд.

Тогда я впервые узнал, что такое «агрессия в красном секторе».

Никто не ожидал от худого восьмилетнего мальчонки такой прыти. И меньше всего тот мерзавец, которому я перерезал горло его собственным ножом.

Выжил я тогда чудом, не иначе. Между повстанцами и жителями завязалась драка, мне прилетело прикладом, и я потерял сознание. Очнулся только ночью — от боли и холода, весь в крови — своей и чужой. Разозлённые мятежники убили всех и подожгли посёлок. Мне повезло дважды: начавшийся дождь загасил огонь. Рапистра не самый гостеприимный мир, до ближайшего лагеря солдат пришлось добираться пять суток по джунглям. Я ничего не помнил из этого путешествия: сознание отказывалось вспоминать, как я шёл и что ел. Да и ел ли вообще.

Очнулся я тогда в лазарете. Мне сказали, что патруль Федерации подобрал меня в нескольких сотнях метрах от базы, без сознания.

Я рассказал всё, что знал, и попросился в отряд. Конечно, меня не взяли. Отправили в интернат для таких, как я. Федерация ещё хотела подавить бунт малыми силами, но он вспыхнул на других планетах. И спустя несколько лет я вернулся на Рапистру.