Отряд особого назначения - [8]
И чуть не круглые сутки льет без устали, ни отдыха, ни перерыва. Одежда намокла, сделалась тяжелой, холодит не только на привале, но и на переходах. Не просыхают сапоги, кожа напиталась водой и стала как мокрица. Даже у тех, у кого они еще не протекают, все равно портянки сыреют, ноги будто все время в воде. Разуется боец на привале и с блаженством выставит ступни на воздух, чтобы подышали, чтоб морщинистая от воды кожа просохла, расправилась.
Плащ-палатки набрали в себя столько воды, что сделались как деревянные, стоят колом. Фуфайки разбухли от сырости, стали тяжелыми как панцирные. На привалах больших и малых бойцы поневоле вынуждены садиться или ложиться на источающий влагу мох, на мокрые кустики, на холодные, вороненой сталью поблескивающие камни.
Ни разу не развели костра. В таком походе никто не только заикнуться, но даже и помыслить не посмел, что можно погреться у огня, подсушить одежду, подогреть воду. Ели все время всухомятку.
На одном из привалов Роман Козловский, развязав рюкзак, сказал:
— Коля, сухари у меня почти все раскрошились в труху, придется заталкивать их в рот пригоршнями.
— Я сложил их на банки, все целенькие, но заплесневели, их и есть не захочешь, — развел руками Даманов.
— Худо без сухарей, да еда эта на таком походе слабовата, вклинился в разговор Волошенюк. — На холоде, в мокрети да уже пятые сутки под открытым небом харч не тот.
— Я на прошлом привале съел банку консервов, а она была на сутки. Что от нее толку… Ведь рыбные… Лучше бы мясные, да и колбаска пригодилась бы…
Надо доложить командованию, пусть подумают, а на этом пайке ходить трудно. Вернемся в базу — доложу комиссару, — заявил Иван Фомин, назначенный политруком группы.
— Ты, Ваня, и об обмундировании доложи, тоже ведь не все годится. Что-то стоит подыскивать по здешней погоде да по этим камням, кустам и болотам более подходящее, — посоветовал Фомину Гриша Чекмачев, давний товарищ по службе — еще с кронштадтских и соловецких времен.
— Ребята верно насчет еды говорят, — сказал Вася Кашутин. А я еще об одном думаю. У меня полная фляга водки, весь поход ее таскаю, ни разу языком не лизнул. Я на нее не падкий и в базе-то редко оскоромлюсь. И другие ее в рот не берут, все бережем на крайний случай. Выдавали бы спирт — все легче носить.
Практичный, много изведавший в жизни старшина Кашутин вес водки подсчитал. Он же заметил, что неважно ребята маскируются.
— Следы на марше оставляем, привал после нас заметен, даже сосчитать можно, сколько сидело.
— Эка важность! — отозвался Волошенюк. — Дождями все смоет. Который день не перестает…
— Такие суждения вредны, — перебил его командир группы Николаев, — вам надо принимать советы, а не отбояриваться от них. Старшина не в первый поход идет, лучше нас знает. Меня тоже в финскую кое-чему научило. Финны следопыты хорошие. Они все ваши промахи заметят. Молчать научились — оружием, банками, дисками к пулеметам иногда гремим. И еще. На базе я вам говорил, а здесь вынужден снова напомнить. Когда уходили с прошлого привала, я вернул Козловского, чтобы упрятал осторожно в землю окурок, он забыл его на камне. А ведь самокрутка из газеты, из нашей, из русской. И еще. Верно, по мокрому торфу да по глине пройти и не оставить след непросто. Ступайте след в след, затаптывайте, труднее разобраться, чьи и сколько следов. Это уж там, где идем без тропинки. Все дозорные должны выбирать путь по кромке гранита, и там мох надо стараться не тревожить, не наступать на него. По камню идти тяжело, ноги бьет, но следов меньше. А нам это и важно…
— Поняли, товарищ младший лейтенант, учтем, — согласились ребята.
На последнем привале перед Одежявром на вахту в дозор заступил Иван Поляков. Группа укрылась от ветра в узкой щели, проточенной потоками воды за многие тысячелетия. Наверху, на открытом пятачке, Поляков, обдуваемый пронизывающим сырым ветром, залег с биноклем: водит им то в одну, то в другую сторону.
Даже здесь, на холодных камнях, в мороси, в завывании ветра, продрогший Иван держит фасон. У него, как и у всех, табельное матросское обмундирование, все положенное по вещевому аттестату. Но носит его Иван так, что не заметить нельзя, мимо не пройдешь. Все точно по размеру, не мешковато и не узко, клеши, шире, чем фабричный пошив, но мера рассчитана скрупулезно, ширина точно соразмерна росту Ивана, брюки не выглядят юбкой, метущей улицу, или поповской рясой, не прячут отлакированные носки ботинок. Во рту один передний зуб золотой. Улыбка у него веселая, меловые зубы на заглядение, а золотой зубок сияет изо рта солнышком. Лицо чистое-чистое, белобрысое, волосы русые, а брови разлетистые, будто самой природой подбритые сверху, темные, как встарь говорили, — соболиные.
Всей статью Иван на заглядение. Это для него не секрет. Привык, что на него засматриваются, девицы вслед поглядывают. И потому ходит он гоголем.
Свою манеру держаться не меняет Иван и в походе, хотя дожди, глина, стужа и с него лоск стерли: лицо посерело, шерстяной подшлемник он раскатал и одел на голову, прикрыв уши, шею и подбородок. Правда, так он прикрывается только в дозоре, на марше идет налегке. Грудь нараспашку. Иван верен себе — морскую душу не прятать напротив — открывает ее всем ветрам.
Боец легендарного 181-го отдельного разведотряда Северного флота Макар Бабиков в годы Великой Отечественной участвовал в самых рискованных рейдах и диверсионных операциях в тылу противника — разгроме немецких гарнизонов на берегах Баренцева моря, захвате артиллерийской батареи на мысе Крестовый и др., — а Золотой Звезды Героя был удостоен за отчаянный десант в южнокорейский город Сейсин в августе 1945 года, когда, высадившись с торпедных катеров, его взвод с боем захватил порт и стратегический мост и, несмотря на непрерывные контратаки японцев, почти сутки удерживал плацдарм до подхода главных сил.Эта книга вошла в золотой фонд мемуаров о Второй мировой войне.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.