Отряд - [93]

Ньютон скорчил гримасу, которая означала: «Ничего ты не понял, чувак».

– Я просто говорю, что иногда чем больше о чем-то заботишься, тем больше вреда наносишь. Не нарочно же, понимаешь? В конечном итоге причиняешь боль тому, кого любишь только потому, что слишком стараешься. Вот что иногда делает со мной мама. Она так хочет, чтобы я был в безопасности, что это, как ни странно, мне же в конце концов и вредит. Но, знаешь, я все понимаю. Наверное, нет на свете ничего тяжелее, чем заботиться о ком-то. Стараться сделать так, чтобы он не пострадал.

ЦВЕТ НЕБА уже напоминал сильный кровоподтек, когда Макс уловил первые нотки сильной и сладкой вони.

– Чувствуешь запах? – прошептал он.

Ньютон кивнул:

– А откуда он?

Ребята задрали носы, целясь в то место, из которого, казалось, исходил запах, – полость в усыпанном сланцем склоне холма.

Они отошли подальше, чтобы выработать план действий.

– Может, нам стоит покричать ему? – спросил Макс.

– А вдруг он спит. Зачем будить? Мы можем просто вытащить у него свечи.

– Прямо из кармана?

– Если они там лежат, то, думаю, так и придется сделать.

– Ладно, хорошо. – Макс несколько раз судорожно вздохнул. – Но что, если он не спит? Что, если станет сопротивляться?

– Ты спрашиваешь, должны ли мы причинить ему вред?

– Ну, не знаю. Думаю, должны. То есть ты ведь уже треснул его по голове, так что…

Ньютон закусил губу:

– Будем надеяться, что он уже спит. «Камень, ножницы, бумага» на то, кому войти первым?

Рука Ньютона, опустившись, сжалась в кулак. Рука Макса легла плашмя. Бумага била камень.

– Забудь, – сказал Макс. – Мы спустимся плечом к плечу.

Ньютон покачал головой:

– Слишком узко, да и вообще, уговор есть уговор.

44

СРАЗУ ЗА ВХОДОМ пещера уходила вниз, и ребята погрузились во тьму. Липкую, прокисшую тьму, которая маслом растекалась по коже. Казалось, рецепторы глаз по щелчку отключились – раз, и все.

Ньютон шел впереди, обеими руками сжимая самодельное копье Макса. Он решил, что это и есть та самая тьма, которая царит на дне моря. Тьма, в которой рыщут слепые твари с бледной и студенистой кожей, под которой можно разглядеть, как работают их органы. Кошмарные существа. Хоть раз увидишь их при свете дня, будешь орать от ужаса. Незрячие глаза на тонких стебельках; пасти, которые так растягиваются, что могут заглотить «хендай»; ряды крошечных заостренных зубов. Подобные создания могут выжить только в глубинах моря, у их тел нет никакой защиты от солнца – кожа спекается и превращается в кашу еще до того, как они достигают поверхности. Но эти чудовища приспособились к своей слепоте. Они толкаются и налетают на других существ, живущих в беспросветной тьме, а время от времени набрасываются на них своими шипами, щупальцами или зубами.

«КБПАМ?» – подумал Ньют. Ответ пришел быстро: Алекс Марксон перепугался бы до смерти. Кто угодно напугался бы до смерти.

Слаженное дыхание мальчишек жаром отдавалось в ушах. Из-под ботинок сыпались крошечные лавины сланца. Где-то внизу по камням текла вода – искавший море приток. Воздух наполнял сладкий запах разложения.

Рука Макса крепко сжимала фонарик. Пока еще выключенный. Ньютон скажет, когда будет пора. Темнота давила на глазные яблоки. За ними пульсировал постоянный страх, накапливалось чудовищное давление. Темнота напирала на глаза извне, страх – изнутри, и Макс боялся, что они лопнут, точно зажатые в тиски виноградины. С Шелли точно случилось что-то ужасное – ни один человек в здравом уме не стал бы здесь прятаться.

Ребята медленно спускались, выставив вперед руки, чтобы не врезаться лицом в камень. Стены пещеры были скользкими от какого-то вязкого вещества. Может, водорослей? Макс представил себе крошечных крабов-альбиносов. Как они шныряют по этой клейкой дряни: клешни щелк-щелк-щелкают. Вообразил над головой постукивающий зонт из миллиона таких крабов. Щека прикоснулась к склизкому каменному выступу, на ощупь тот напоминал гигантский шершавый язык. То, что Макс не закричал от ужаса, можно считать маленьким чудом.

Темнота запутывала. Ничто не могло проникнуть сквозь нее. Даже дыхание ребят, казалось, вырывалось наружу лишь для того, чтобы удариться в какую-то невидимую преграду и отскочить обратно. Темнота поглощала, сводя с ума. Проникала в рот, в уши, в нос, в глаза, вторгалась во все части тела, пока не становилась единым целым со своей жертвой.

Ребята забирались все дальше и дальше… И тут раздались звуки.

Жуткие звуки, исходившие бог знает от чего.

ШЕЛЛИ СЛЫШАЛ, как они приближались. Слух у него стал очень острым. О да. Действительно, очень острым.

А вот увидеть их он не мог. Увидеть мальчишек, которые пришли забрать свои мелкие трофейчики. Дурачков, которые хотели вернуться в свои дурацкие дома, в свою дурацкую жизнь.

Он не мог их видеть, но скоро сможет потрогать.

ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ

О да. Шелли поест. Сначала возьмется за жирного, потом – за тощего. Съест их глаза, чтобы они ослепли. Затем съест их ноги, чтобы не сбежали.

Здесь настоящий рай. Прекрасный новый мир, в котором они станут гораздо счастливее. Придется приспособиться, конечно. Но они могут пригодиться.

Они тоже станут папами. Да, они