Отряд - [63]

Внутри него твари. Каким-то образом он одновременно и знал, и не знал об этом факте – или знал, но всем своим существом надеялся, что ошибся.

«Я кое-что увидел, Иф. У тебя под ногтями».

Слова Шелли врезались в мозг, жгли раскаленным железом. Как тот вообще мог что-нибудь разглядеть в темноте подвала, когда землю сотрясала буря? Но эти слова только укрепили убежденность Эфраима: в него проникли черви.

Простая арифметика: Кент заболел. Он ударил Кента. Их кровь объединилась. С тем же успехом Эфраим мог бы распахнуть дверь и сказать: «Добро пожаловать на вечеринку!»

Сначала был только один… Крошечный, белый, голодный гость, довольно извивавшийся в полумесяце ногтя. И Эфраим позволил бы ему жить под ногтем, если бы тот пообещал там и оставаться. Вроде домашнего животного в стеклянном пузыре. Эфраим великодушен – он пожертвовал бы крошечной частью своего тела. Даже показывал бы червя своим друзьям, чтобы те не обижались: «Слушайте, ребята, у меня появился новый приятель». Даже отдал бы ему весь палец. Дома, на острове, у многих мужчин не хватало пальцев – их отрывало на заводских конвейерах, дробило шестернями тягачей, – так что ладно, ничего страшного.

Но этим тварям мало ногтя, пальца, кисти или руки. Им подавай всю энчиладу.

Эфраим подумал о маленьких белых трубочках в хижине, которые, извиваясь, скользили в его сторону. Он стоял как загипнотизированный, теряя сознание от страха, пока к нему приближались эти мерцающие нити. Сердце сжалось, вены словно наполнились быстротвердеющим цементом. Иф ни на дюйм не сдвинулся. И никто из ребят не попытался спасти его. Закон скаутов номер два: «Скаут верен королю, стране и своим собратьям-скаутам». Ну и хрен с ним. Собратья-скауты бросили Эфраима на произвол судьбы, даже так называемый друг, навеки.

Но на самом деле Иф злился не на них. Стал бы он вмешиваться, если бы эти нити потянулись к Ньютону или даже к Максу? Он повел себя как тупая остолбеневшая корова, а значит, сам виноват. Злость на себя переросла в ярость, которая затем совершенно неожиданно превратилась в страх.

Эфраим был напуган как никогда в жизни. Что-то пряталось внутри него – теперь он был почти уверен в этом. Таилось под кожей. Развивалось. Из одного становилось множеством. Росло, питалось и размножалось. Ведь именно так любое живое существо увеличивает свое количество. Эти штуки занимались сексом внутри него, как те мерзкие змеи в скалах. В этот самый момент у него под кожей трахались.

Сам-то он никогда не занимался сексом. Хотя, конечно, засовывал руку под юбку Бекки Скотт на бейсбольных трибунах позади Клуба Львов, но потом она заявила, что является доброй баптисткой. И, разумеется, вернула его ладонь обратно под юбку. Эфраим смекнул, что девчонок понять невозможно, и все же с нетерпением ждал, когда снова прикоснется к одной из них, опять испытает головокружительное сердцебиение, от которого трепетал каждый дюйм его кожи. Но это вряд ли случится. Из-за незнакомца и скаут-мастера. И из-за Кента. А теперь, выходит, и из-за него самого?

Скрытое от глаз ерзанье наполнило слух. Плоть задрожала от какого-то шевеления под кожей – или это просто солнечные блики скользили по рукам? Нет, там точно были твари. Но они вели себя очень осторожно. Зарывались в его тело, будто крысы в стены. Проедали изоляцию и грызли фундамент.

Эфраим уставился на согнутый локоть. На нем пульсировала толстая голубая вена. Он прижал ее большим пальцем, чтобы остановить кровоток. Пульс в венах, казалось, не совпадал с биением сердца. Как будто им завладел кто-то другой.

«Мы могли бы поладить. – Эфраим направил эту отчаянную мольбу внутрь себя, словно фантомный радиосигнал. – Разделить МЕНЯ, мое тело. Ладно? Но вы не будете делать со мной того, что устроили скаут-мастеру Тиму. Правда, не стоило этого делать. Может, вам себя не пересилить? Понимаю. У меня тоже проблемы с самоконтролем. Мы могли бы… Как это сказать-то? Типа, жить вместе. Но вы не можете… Лучше вам не… Не ешьте меня, мать вашу!»

Эфраим завизжал. Звук был такой, словно гвоздь выдергивали из мокрой доски. Что за чертов идиот. Пытается уговорить этих тварей. С таким же успехом можно разговаривать с приливом, с гребаной саламандрой. «Интересно, – подумал он, – скаут-мастер вел себя так же – рыдал в свои последние часы и минуты, умоляя о пощаде?» Какая, к черту, разница?

Эфраиму хотелось, чтобы эти штуки просто ушли. Сможет ли он их выкурить? Выдавить как-то?

– Иф?…Эфраим?

Его имя доносилось из рюкзака. Он поднял клапан, нашел рацию и изумленно произнес:

– Да?

– Ребята, вы ушли без меня.

– Не смогли найти тебя, Шел.

– Все в порядке, я не сержусь. Как дела?

– Я один. Макс и Ньют ушли.

Тишина. А затем:

– Серьезно?

Эфраим фыркнул. Его пазухи были полны соплей, как будто он плакал – Иф не помнил, когда плакал в последний раз. Может, при виде ремонтника, которого ударом тока выбросило из подвесной люльки?

– Им нужно раздобыть еду. Я их тормозил.

Наэлектризованный статикой воздух потрескивал.

– Настоящие друзья не бросают. Прости, Иф, но это правда.

– А ты бы ушел, Шел?

Снова тишина. И после:

– Я не совсем друг тебе, Иф, так ведь?