Отряд - [2]

Да, Дитц гордился своими солдатами. Это были храбрые парни и верные товарищи, на которых можно было положиться в любой, казалось бы, самой безнадежной ситуации и которые честно исполняли свой солдатский долг на этой проклятой войне. Они с презрительной усмешкой поглядывали на карателей из СС, норовящих «повоевать» с мирным населением и редко появляющихся на передовой. Правда, надо признать, что мирное население в России сильно отличалось от того же мирного населения, скажем, во Франции.

Дитцу тут же отчего-то вспомнился июнь сорокового года и целехонький, умытый весенними дождями, прямо-таки на тарелочке поданный Париж.

Ах, какая это была война!

Просто загляденье.

За каких-то сорок два дня вермахт поставил на колени пол-Европы. Тогда казалось, что будущее предопределено и прекрасно, казалось, что через год — ну, от силы два — и весь остальной мир склонит голову перед непобедимой мощью Германии… М-мда, все вышло несколько иначе, и все же Дитц улыбнулся, вспомнив.

Париж с его пышными каштанами и неповторимой, чудесной атмосферой улиц, площадей, переулков и скверов — атмосферой, которую не смогли испортить ни бензиновая гарь бронетранспортеров и танков, ни кисловатый запах пота и табака, исходящий от бравых сол-дат непобедимого вермахта, ни… Впрочем, все солдаты всех армий мира пахнут, как известно, одинаково. Да, Париж был прекрасен!

Но чертова память тут же услужливо подкинула картинку сначала из декабря сорок первого, а потом, в довесок, и того хуже — Сталинград.

О господи!

Обер-лейтенант тряхнул головой.

Нет, к черту воспоминания. Будем заботиться о дне сегодняшнем, а вчерашний и завтрашний пусть позаботятся о себе сами.

А сегодняшний день, вернее — ночь, потребует от его взвода и от него самого привычной тяжелой работенки.

Впрочем, Хельмут Дитц не боялся. Точнее, не тру-сил. Он был твердо убежден в том, что хороший солдат, который хочет выполнить приказ и при этом остаться в живых (а только такой солдат и может считаться хорошим), просто обязан бояться. Но он же обязан и преодолевать свой страх. Сам Дитц неизменно следовал этому правилу. Дважды представленный к Железному кресту и один раз к Рыцарскому Железному кресту, он получил в свое время лишь один — Железный крест II степени, но тем не менее с гордостью носил солдатский «Знак отличия участника пехотных штурмовых атак», заслуженный им еще летом 41-го под Ельней. Тогда же, в 41-м, в ноябре месяце, после краткосрочных офицерских курсов в Дюссельдорфе, он получил чин обер-лейтенанта и вернулся в родной взвод уже не унтер-офицером, а командиром — случай в вермахте редкий, но возможный. На войне и не такое бывает.

Хельмут Дитц был очень хорошим офицером, но только для своих солдат.

Именно поэтому он вот уже полтора года таскал одни и те же погоны обер-лейтенанта, не рассчитывая на повышение по службе. Да и не особенно, честно говоря, к этому повышению стремясь. Три года войны (он ушел в армию весной сорокового года рядовым), из которых два — на русском фронте и которые, собственно, только и можно было считать настоящей войной, окончательно сковырнули с него романтическую скорлупу геббельсовской пропаганды, и, будучи от природы человеком здравомыслящим, но честным, он, с одной стороны, уже начинал понимать, что война проиграна, но, с другой, продолжал драться, стараясь, по возможности, сохранить жизни своих солдат и свою собственную.

Дитц дошел по ходу сообщения до родного окопа и свернул направо. И тут же увидел торчащие из ближайшей стрелковой ячейки чьи-то ноги в коротких пыльных сапогах. Судя по тому, как эти ноги небрежно и даже как-то независимо лежали одна на другой, их обладатель был жив и жизнью на данный момент вполне доволен, что также доказывала тоненькая струйка сигаретного дыма, поднимающаяся строго вверх к вечернему небу.

— Кх-м! — сказал Хельмут Дитц и, наблюдая за этой тоненькой белесой струйкой дыма, некстати подумал о том, что погода завтра, вероятно, будет хорошая.

Ноги немедленно исчезли, и в проход высунулась круглая голова без каски, принадлежащая пулеметчику Рудольфу Майеру.

Левую руку с сигаретой солдат предусмотрительно держал за спиной.

— Господин обер-лейтенант! — радостно воскликнул он хриплым голосом. — А я тут слегка…

— Вижу, — усмехнулся Хельмут. — Да хватит тебе сигарету прятать. Кури уж, раз начал.

— Спасибо, — солдат глубоко затянулся и, помедлив, спросил: — Какие новости, господин обер-лейтенант?

— Угадай.

— Я так понимаю, что хреновые. Как всегда, впро-чем.

— Правильно понимаешь, Руди. — Дитц поднял голову и оглядел быстро темнеющий небосвод, на котором уже замерцали первые звезды. — Вот что, рядовой Майер, — вздохнув, сказал он, — собери-ка ты мне немедленно в блиндаже всех командиров отделений.

— А чего их собирать… — пожал широкими плечами коренастый пулеметчик. — Они там все сейчас и сидят. В карты режутся.

— Ясно, — глубокомысленно изрек Дитц и, решительно выпятив бритый подбородок, направился к блиндажу.

— Саша, видишь вон ту высотку с церквушкой?

— Ага. Я ее еще днем разглядывал. Сейчас плохо видно — солнце мешает. Зря ты бинокль достаешь, спрячь — не дай бог снайпер блик заметит, он сегодня тут постреливал, зараза.