Отрочество 2 - [53]

Жиды местные притихли, как говно в траве, и только ихние кафры взмыленные по городу – ш-шурх! Ш-шурх! С записочками. Договариваются друг с дружкой и властями – взятки, уступки всякие… Не знаю, и откровенно говоря, и знать не хочу, потому как – а ну спросят?

Молчать… это знать надо, когда можно, потому как запросто такое бывает, што человек изображает из себя упорствующего еретика в застенках инквизиции, а тот, кто проговорился, давно уже щебечет вовсю. С говорением тоже самое – знать надо, што и кому льзя и нельзя.

Это в Одессе или Москве я таки свой, и имею небольшое уважение в некоторых кругах, широко известных всем, кому сильно надо. Здесь же всего лишь знакомый знакомых, и если кого-то из более своих возьмут за ой, то сдадут мине за просто так, как шахматную пешку.

Думаю, договорятся, но как водится – не все, и очень хочется, што не через мине. А могут! Потому как связи есть, а крови нет, да и будь даже нужная кровь, оно и с ней не всё так просто.

Найдут козлов отпущения – из тех, кто очень уж замарался об англичан, да как водится – из бедноты и чужаков. Это только со стороны кажется, што жиды одним кагалом живут, на деле там такое себе противоречие со взаимной нелюбовью, вплоть до полной ненависти, што не у всякого антисемита такой накал есть!

Решил уехать из города сам, и предложил близнецам вовсе покинуть территорию буров, отправившись восвояси, даже и билет обратно оплатить. Ну или на крайний случай – в португальских владениях обосноваться, имея свою копеечку за посредничество и транзит.

Упёрлись! Дескать – Африка, возможности! Решили волонтёрами, в коммандо к Мишке прибиться, там их мал-мала знают и доверяют. А возможности, они и после войны будут.

«– Мы, Егор, – сказал мне Товия за обоих, переглянувшись с братом, – зубами за эту землю вцепимся!

А в глазах у них – шекели с рубелями, и не переубедить! Такая себе храбрость к деньгам, и мужество к прибыли.

– А проиграют буры? – у меня любопытство проклюнулось через опустившиеся руки, и немножечко почему-то злости, што не слушают хорошево совета.

– Проиграют? – удивился Самуил, тампонирующий разбитое лицо йодоформом. Остановившись, он повернулся ко мне от зеркала, вид донельзя удивлённый – кажется, он даже и не задумывался о такой возможности.

– Ну… – Самуил неуверенно пожал широченными плечами, – значит, проиграют! Всё равно – связи и всё такое через да и военное землячество. Не сразу, так годочков через несколько, как утихнет бурление говн у битанцев, можно будет вернуться, но уже как почти свои, а это таки другой расклад!

Товия закивал истово, на што я только вздохнул. Есть логика в их словах, как не быть! Есть.

Многие иностранцы с таким прицелом воюют – с расчётом на гражданство или хоть какие-то привилегии в сравнению с уитлендерами. Алмазные да золотые шахты глаза застят, есть за што драться.

А мне, вместо запланированной поездки к Лэдисмиту, снова к Мафекингу обалдуев этих героических везти»

Поутру, собирая лагерь и запрягая лошадей в фургоны, все отчаянно зевали. Позади несколько дней тяжёлого пути, с постоянной опаской на патрули британцев и союзных им туземцев, и мы изрядно вымотались.

В караване можно было хотя бы отдыхать в фургоне посменно, а тут шиш! Пока одни правят, другие верхами по окрестностям челночат. К вечеру только спа-ать… А надо ещё и лагерь ставить, лошадей обихаживать. Такое себе ой, што никому не пожелаю!

Последняя ночка не задалась, отчаянно мешали гиены, устроившие похохотать всему вельду окрест. Бог весть, кто там сдох такой большой и вкусный, и што вообще случилось, но вроде как несколько стай гиен што-то шумно делили. Как водится, всем не хватило, и обиженные решили наведаться к нашему лагерю.

Встали мы вполне грамотно, на поляне промеж колючих кустарников, через которые не полезет и носорог. Вход загородили нарубленными колючками и для верности – фургонами. А всё равно!

Как начали хохотать, подвывать да подтявкивать! Лошади волнуются, фырчат, с ноги на ногу переступают… ну как тут заснёшь?! Да и в головах вертится, а всё ли верно сделали? Мы всё ж таки не буры, приученные к подобной гадоте с малолетства.

Не выдержали, начали стрелять через колючки по светящимся глазам. Вроде как и попали несколько раз, ежели по визгу заполошному судить. Убрались эти твари под самое утро, так што и спали мы часика по два-три от силы.

– Я ещё кофе поставлю, – зевая отчаянно, сказал Санька, выплёскивая кофейную гущу в костёр.

– Угум, – отозвался я, снимая сковороду с ветчиной и поджаренным сыром с огня, – садитесь жрать, пожалуйста!

Близнецы, оглядываясь и принюхиваясь, закончили обихаживать лошадей и подошли к костру.

– Последний переход остался, а там и Мафекинг, – озвучил очевидное Товия, присаживаясь на раскладной полотняный стульчик и забирая из Санькиных рук кофе.

На раскладном столике тарелки, сервированные по всем правилам походного этикета. Мне, в общем, нет особой разницы, есть из сковородки со всеми, или вот – всё вкусно! Но што-то внутри говорит, што если имеется возможности, то – надо… как надо.

Выехали с небольшим запозданием, и через пару часов свернули к воде – напоить лошадей как следует, да пополнить запасы воды. Пусть вечером прибудем в Мафекинг, пусть! А вдруг?