Отрешенные люди - [23]

Хозяин, Василий Павлович Зубарев, прошел в дальний конец стола и, перекрестясь, сел под образами, приглашая и остальных занять места. Рядом с ним тяжело опустился на лавку казачий полковник, крестный Ивана, Дмитрий Павлович Угрюмов, что служил в Тюмени, но по несколько раз в год приезжал в Тобольск по служебным делам и неизменно останавливался в доме у Зубаревых. Рядом с ним осторожно присел тобольский дворянин Петр Андреевич Карамышев, у которого с хозяином дома велась давняя дружба. Подле Карамышева сел кряжистый, осанистый Иван Иванович Пелымский, происходящий из старинного рода сибирских князей, коим в свое время была пожалована грамота на их исконные вотчины, занимавшие даже по сибирским понятиям немалую площадь. Однако та жалованная грамота со временем утерялась, земли были частью проданы, частью заложены, и последний человек из рода Пелымских жил безвыездно в Тобольске на небольшую ренту с малых остатков тех земель.

На другом конце стола, напротив хозяина, поместился Михаил Яковлевич Корнильев, благодаря чьим стараниям и был освобожден из острога Иван. А рядом с ним сидели его братья: Федор, Алексей и Василий, приходившиеся Зубаревым кровной родней по линии тетушки их, хозяйки дома Варвары Григорьевны.

Меж остальными гостями был посажен городской благочинный отец Павел, человек степенный и рассудительный, служивший в Тобольске уже два десятка лет и знавший наперечет всех горожан от мала до велика. Правда, он был не большой охотник принимать участие в застольях, но и отказать прихожанам не мог, а потому обычно уходил из гостей самым первым, сославшись на многочисленные дела и заботы.

Женщины, по давнему сибирскому обычаю собрались на другой половине дома, чтоб не мешать мужским разговорам, да и самим им было о чем посудачить, пожалиться друг дружке, а то и спеть что–нибудь из своих девичьих песен, украдкой всплакнуть вдали от сурового мужского окрика и глаза.

Когда мужчины выпили, как положено, за Рождество, за хозяев дома, за иваново освобождение, полковник Дмитрий Угрюмов голосом, привыкшим отдавать команды и приказания, начал увещевать крестника:

— Сколь раз говорил я тебе, Иван, не ищи правду–матку на свою дурную башку. Ведь говорил? — ткнул он коротким прокуренным пальцем в сторону Зубарева–младшего, сидящего напротив него.

— Говорил, крестный, говорил, — согласно кивнул Иван, аппетитно хрустя соленой капусткой.

— Не захотел меня слушать? Вот и намотал соплей себе на кулак. Ладно, что так еще дело обернулось, а мог бы и годик, а то и поболе в остроге просидеть, и никто бы тебя оттуда не выручил.

— Вы уж скажете, ваше высокоблагородие, — чуть сощурил глаза Михаил Корнильев, — мы, чай, не последние люди в городе, выручили бы.

— Как знать, — не согласился с ним полковник, — а был бы на службе, как все добрые люди, то ничего бы с ним и не случилось. Давно бы тебя к себе в конный полк определил, уже до вахмистра, глядишь, дослужился бы.

— Да чего ты все о службе своей толкуешь, — попробовал заступиться за сына Зубарев–старший, — женить Ивана поначалу надо, а потом все остальное приложится. Да и на кого я свое торговое дело оставлю, коль он один сын у меня, а обе дочки замужем?

— По торговому делу он быстро в гору пойдет, — подал голос младший из Корнильевых, Василий.

— Мало вашего брата разоряется в один день? — и не думал сдавать свои позиции полковник.

— Это точно, — вздохнул Василий Павлович, — то пожар, то баржа затонет, а то иная беда найдет, только успевай ворота открывать.

— Алексей вон у нас, — показал пальцем на брата Михаил Корнильев, вложил все, что за душой имел, в хрустальную фабрику, а случись с ней чего, не приведи Господь, то и нагим останется.

— Типун тебе на язык, братец, — глухо отозвался Алексей Яковлевич, который был на голову выше остальных братьев. — Ты вот при должности в магистрате сидишь и ладно, а нам голову в петлю совать приходится.

— Все под Господом ходим, — тяжко вздохнул Зубарев–старший, — так говорю, батюшка?

— Истинно так, — отвечал тот, вставая из -за стола, — пойду я, а то дел много.

— Да куда вы? Посидите чуть, — встрепенулся Василий Павлович.

— Нет, нет, благодарствую, — ответил тот, — оставайтесь с миром, — и, перекрестив всех, тихо удалился.

— Ему какая печаль, когда под ним все городские священники ходят, кивнул вслед отцу Павлу Михаил Корнильев.

— Про него плохого говорить не позволю, — погрозил ему пальцем Зубарев–старший, — он за меня сколько раз перед владыкой заступался.

— Да, владыка у нас нынче сурьезный мужик оказался, — степенно заявил Михаил Корнильев.

— Сказывали мне, — поддержал его младший из братьев Василий Корнильев, — будто бы приказал он выписывать по церквам всех, кто на исповедь не ходит…

— Слыхали о том, — кивнул чубатой седой головой полковник.

— А потом их всех в работу направляет при монастырях, — закончил Василий и оглянулся на дверь, за которой скрылся отец Павел.

— Особо он татар не любит, — сообщил негромко Карамышев.

— За что их ему любить? Нехристей, — хмыкнул Алексей Корнильев.

— А меня в Санкт—Петербурге татарином назвали, — неожиданно заявил князь Пелымский.