Отрекаясь от русского имени. Украинская химера - [48]

. [103]

За намерение воссоединиться с Россией анонимный автор «Истории Русов» устами анонимных же казаков величает гетмана Хмельницкого «зрадцею и предателем отечества», а для обоснования самостийнического постулата о том, что решение Переяславской Рады явилось фатальной исторической «ошибкой», наполняет свой пасквиль лживыми россказнями о якобы творимых Русскими в присоединенной Малороссии жестокостях и грабежах, чему московская власть всемерно способствовала и даже поощряла «разорявшие народ воинские команды, прохожие и квартировавшие, коих поступки с народом здешним умалены были мало чем от нашествия татарского и других неприятелей. Десяток солдат разгонял прежде целые деревни, а капральство их потрясало самые города и местечки». Нечастным «малороссиянам» и пожаловаться было некому: Русские начальники «были неприступны, как султаны азиатские, а привязки их и претензии мудренее всех узлов Гордианских. Все у них до последней булавки значило интерес Государев, и за него придирки и взыскания были бесконечные».

В виду этого «казаки запорожские … крайне недовольны были соединением их с Россией, а паче обращением» со стороны Русских солдат, от коих терпели «частые и язвительные насмешки по поводу бритья своих голов. Солдаты оные, бывшие еще тогда в серых зипунах и лычаных лаптях, небритыми и в бородах, то есть, во всей мужичей образине, имели однако о себе непонятное высокомерие или какой-то гнусный обычай давать всем народам презрительные названия, как то полячишки, немчурки, татаришки и т. д. По сему странному обычаю называли они казаков чубами и хохлами, а сии сердились за то до остервенения, заводили с ними ссоры частые и драки, а наконец, нажили непримиримую вражду и дышали всегдашним отвращением».[104]

Конечно, автор «Истории Русов» не законченный идиот, чтобы рассчитывать на то, что байкой о каких-то там «чубах», он сможет убедить читателя в наличии непримиримой вражды между двумя воссоединившимися частями Русского Народа и поэтому измышляет более весомые «аргументы», сочинив целый «ужастик» о якобы имевших место «москальских» зверствах, жестокостях и беззакониях, нескончаемой череде издевательств, оскорблений и повального грабежа, обрушившихся на население Малороссии после присоединения к России. Живописуя многочисленные расправы и казни, никогда не существовавшие в реальности, автор именно ими объясняет и оправдывает частые измены гетманов и Войска Запорожского, их сотрудничество с заклятыми врагами Русского Народа: турками, татарами, поляками, шведами.

В череде этих измен — отступничество Мазепы занимает центральное место и его-то прежде всего автор стремиться обелить. Дабы показать, что население Малороссии вполне разделяло взгляды гетмана-иуды, сочиненную от имени Мазепы прокламацию автор инсценирует никогда не бывшим собранием всего малороссийского войска «со многими чиновниками воинскими и гражданскими», на котором якобы эта прокламация обсуждалась. И хотя предложение Мазепы «отстать от Царя и царства христианского и предать себя в волю монарха лютеранского» было с ходу отвергнуто, все согласились в том, «что нужна перемена их состоянию и несносно презрение в земле своей от народа, ни чем их не лучшего, но нахального и готового на все обиды, грабления и язвительные укоризны; но чем тому пособить и за что взяться, о сем придумать не могли».

За это нежелание поддержать мазепинское предательство автор и насылает силой своего воображения жестокую кару на малороссийское население, сочинив леденящий кровь триллер о повальном терроре, обрушившемся на Малороссию сразу же после бегства гетмана к шведскому королю. Сравнить этот террор можно разве что со зверствами Тамерлана или Батыевым погромом. Князь Меншиков, например, после взятия гетманской резиденции Батурина и жестокой расправы над гарнизоном, «ударил на граждан безоружных и в домах их бывших, кои не мало в умысле мазепинском не участвовали, выбил всех их до единого, не щадя ни пола, ни возраста, ни самых сущих младенцев. За сим продолжался грабеж города от войска, а их начальники и палачи занимались, между тем, казнею перевязанных сердюцких старшин и гражданских урядников. Самая обыкновенная казнь их была живых четвертовать, колесовать и на кол сажать».

Не менее эффектно выписано и завершение «батуринского погрома»: город сожжен дотла, «тела избиенных христиан и младенцев брошены на улицах и стогнах града … на съедение птицам небесным и зверям земным», а Меншиков, «обремененный бессчетными богатствами и сокровищами городскими и национальными», двинулся дальше: «жечь и разорять все, ему встречавшееся, обращая жилища народные в пустыню». Равной участи подвержена была большая часть Малороссии. Разъезжавшие по ней «партии воинства Царского сожигали и грабили все селения без изъятия, и по праву войны, почти неслыханному, Малороссия долго еще курилась после пожиравшего ее пламени».

Но дело тем не кончилось. По указанию Петра произведен дополнительный розыск и «премногие чиновники и знатные казаки, подозреваемые в усердии к Мазепе … преданы различным казням в местечке Лебедине … Вины их изыскивались от признания их самих, и тому надежным средством служило препохвальное тогда таинство — пытка»,