Отражения в золотом глазу - [71]

Сколько времени продолжалась эта безумная скачка, капитан понятия не имел. Наконец он сообразил, что они выехали из леса и мчатся по открытой равнине. Ему показалось, что краем глаза он заметил лежащего на камне человека и пасущуюся лошадь. Это ничуть его не удивило, но уже через мгновение вылетело из памяти. Вскоре они опять въехали в лес, и жеребец стал замедлять бег. В приступе страха капитан подумал: «Когда он остановится, мне наступит конец».

Жеребец перешел на обессиленную рысь и наконец остановился. Капитан привстал в седле и огляделся. Он ударил жеребца поводьями по морде, тот сделал несколько шагов, но дальше двигаться отказался. Дрожа, капитан спешился. Неторопливо и тщательно привязал жеребца к дереву. Выломал длинный прут и из последних сил принялся хлестать лошадь. Дыша глубокими всхлипами, с потемневшей кожей и в клочьях пота, жеребец сначала своенравно ходил вокруг дерева. Капитан продолжал его бить. Наконец жеребец замер и прерывисто вздохнул. Лужица пота окрасила в темный цвет сосновую хвою под ним, голова бессильно повисла. Капитан был в крови, а на лице и шее виднелись следы от жесткой лошадиной щетины. Он отбросил прут, но гнев все еще не был умиротворен. Капитан едва стоял на ногах. Он сжал голову руками, опустился на землю и замер в странной позе. Здесь, в лесу, капитан был похож на сломанную выброшенную куклу. Он громко зарыдал.

На какое-то время капитан потерял сознание. Когда он пришел в себя, перед ним возникла картина из далекого прошлого. Он смотрел назад, в прожитые годы, как смотрят на дрожащее светлое пятно в глубине колодца. Вспомнил детство. Его воспитывали пять теток, пять старых дев. Тетки не грустили, разве что, когда оставались в одиночестве; они много смеялись и часто устраивали пикники, шумные экскурсии и воскресные обеды, на которые приглашали других старых дев. Тем не менее они использовали маленького мальчика как подпорку для своих тяжелых крестов. Капитан так и не узнал настоящей любви. Тетки обрушивали на него свои сантименты, и он, не зная лучшего, научился платить им той же фальшивой монетой. Ко всему прочему капитан был южанином, и тетки не позволяли ему это забывать. Со стороны матери он был потомком гугенотов, которые в семнадцатом столетии покинули Францию, до Великого восстания жили на Гаити, а перед Гражданской войной стали плантаторами в Джорджии. Позади была история варварского блеска, разорения и фамильной спеси. Но нынешнее поколение достигло немногого: единственный двоюродный брат капитана служил полицейским в Нешвилле. Изрядный сноб, лишенный подлинной гордости, капитан придавал утраченному прошлому слишком большое значение.

Капитан пинал ногами сосновую хвою и рыдал громким голосом, слабым эхом отдававшимся в лесу. Внезапно он замолчал. Странное ощущение, возникшее в нем, принимало неожиданные очертания: капитан был убежден, что рядом с ним кто-то есть. Он с трудом перевернулся на спину.

В первое мгновение капитан не поверил своим глазам. В двух шагах от него, опершись о ствол дуба, стоял молодой солдат, лицо которого капитан так ненавидел, и смотрел на него. Он был совершенно голый, стройное тело блестело в лучах заходящего солнца. Он смотрел на капитана каким-то отсутствующим, безразличным взглядом, словно наблюдал за неизвестным насекомым. От неожиданности капитан не мог пошевелиться. Он попытался заговорить, но выдавил из себя только хрип. Солдат перевел взгляд на жеребца. Феникс все еще был в поту, а на его крестце виднелись рубцы. Казалось, жеребец враз превратился из породистой лошади в клячу, годную разве что для плуга.

Капитан лежал между солдатом и жеребцом. Голый человек не побеспокоился обойти его распростертое тело, а попросту перешагнул через него. Капитан на мгновение увидел ступню молодого солдата, стройную, нежную, с высоким подъемом, испещренную голубыми жилками. Солдат отвязал жеребца от дерева и ласково положил ему на морду ладонь. Потом, не оглянувшись на капитана, повел жеребца в лесную чащу.

Это произошло так быстро, что капитан не успел ни сесть, ни произнести хоть слово. Сначала он почувствовал удивление. Он запомнил чистые линии тела молодого мужчины. Он закричал что-то нечленораздельное, но не получил ответа. Тогда им овладела ярость. Капитан ощутил прилив ненависти к солдату, столь же непомерной, какой была радость, когда он скакал на Фениксе. Все унижения, зависть и страх его жизни нашли себе выход в этой яростной ненависти. Капитан поднялся на ноги и, как слепой, двинулся через темнеющий лес.

Он не знал, где находится и далеко ли гарнизон. В его уме роился десяток коварных планов, посредством которых он мог бы заставить солдата помучиться. В глубине души капитан понимал, что эта страстная, словно любовь, ненависть, останется с ним до конца жизни.

Он шел очень долго. Уже стемнело, когда он выбрался наконец на знакомую тропинку.

Вечеринка у Пендертонов началась в семь часов; полчаса спустя дом был полон народа. Величественная Леонора в платье из кремового бархата принимала гостей одна. На вопросы о хозяине она отвечала, что не знает, куда он делся, ну его, возможно, убежал из дому. Все смеялись и повторяли ее шутку — они представляли себе устало бредущего капитана, с палкой через плечо и с завернутыми в красный носовой платок общими тетрадями. После верховой прогулки он собирался съездить в город; вероятно, что-то случилось с автомобилем.