Отражения - [35]

 — Что-то, что заставляет просыпаться в три часа ночи? — Сет обнял Линдси за плечи одной рукой и притянул ближе к себе. — Было пару раз.

 — Моя мать очень долго лежала в больнице. — На секунду она спрятала лицо у него на плече. Говорить об этом было намного тяжелее, чем она ожидала. — Сначала она лежала в коме. Потом бесчисленные операции и долгая, болезненная терапия. Мне пришлось разбираться с делами, просмотреть кучу бумаг. Я выяснила, что они второй раз заложили дом, чтобы оплатить мои первые годы в Нью-Йорке. — Глубокий вдох помог загнать подальше подступающие к глазам слезы. — Я жила там, полностью зацикленная на себе и своих амбициях, а они закладывали свой дом.

 — Значит, они так хотели, Линдси. И ты достигла цели. Они явно очень гордились тобой.

 — Но ведь я просто брала, не задумываясь, без какой-либо благодарности.

 — Как ты могла быть благодарной за что-то, чего даже не знала? — заметил он.

 — Логика, — пробормотала Линдси, наблюдая за чайкой, кричащей у них над головой. — Хотелось бы мне быть более логичной. В любом случае, — продолжила она, — когда я вернулась, то открыла школу, чтобы держать себя в форме и финансово помогать маме, пока она не выйдет из больницы и не почувствует себя достаточно хорошо, чтобы я смогла уехать. Тогда я не думала о том, чтобы остаться.

 — Но потом планы изменились. — Линдси замедлила шаг, и Сет снизил скорость, подстраиваясь под нее.

 — Шли месяцы. — Линдси рассеянно убрала волосы назад, чтобы они не падали на глаза. — Когда маму выписали из больницы, она все еще нуждалась в постоянном уходе. Мать Энди оказалась настоящей спасительницей. Она выкраивала время между своим магазином и домом, чтобы я могла продолжать занятия в школе. Затем настал момент, когда мне пришлось признать реальное положение дел. Прошло слишком много времени, и конца было не видать.

 Какое-то время она шла молча.

 — Я перестала думать о возвращении в Нью-Йорк. Клиффсайд — мой дом. Здесь мои друзья, моя школа. Жизнь профессиональной балерины очень ограничена. Они каждый день ходят на занятия, а это не сравнится с преподаванием. У балерин определенная диета, они по-другому мыслят. Я просто перестала быть профессиональной балериной.

 — Но твоя мать не хочет мириться с этим.

 Удивленная его словами, Линдси остановилась и посмотрела на Сета.

 — Откуда ты знаешь?

 Он убрал волосы с ее щеки.

 — Об этом не трудно догадаться.

 — Три года, Сет. — Линдси пожала плечами. — Она не хочет реально смотреть на вещи. Мне скоро двадцать шесть, как я могу конкурировать с такими девушками, как Рут? И даже если могу, зачем мне снова истязать свое тело, гробить свои ступни и морить себя голодом? Я даже не знаю, способна ли на это сейчас. Я любила ту жизнь… и я люблю эту. — Она повернулась и посмотрела на волны, с грохотом бьющиеся о скалы. — А теперь мама хочет уехать из Клиффсайда насовсем, чтобы начать с нуля и — я отлично это понимаю — чтобы заставить меня наконец-то принять решение. Решение, которое, как я думала, я уже приняла.

 Сет взял ее за плечи.

 — Тебе не нравится, что она уедет туда, где ты уже не сможешь заботиться о ней?

 — О, да, ты очень проницателен. — Линдси прижалась к нему на мгновение, ощущая при этом спокойствие. — Но я хочу, чтобы она снова была счастлива, по-настоящему счастлива. Я люблю ее. Возможно, не так безоговорочно, как любила отца, но все же люблю. Я просто не уверена, что могу быть такой, как она хочет.

 — Если ты думаешь, что сможешь отплатить ей, став такой, как она хочет, то ты ошибаешься. Жизнь не так устроена.

 — А должна бы. — Линдси хмуро смотрела на пенистые брызги. — Должна.

 — А ты не думаешь, что тогда она была бы очень скучной? — По сравнению с дикими криками чаек и рокотом волн его голос звучал тихо и сдержанно. Линдси была очень рада, что побежала к нему, а не от него. — Когда уезжает твоя мать?

 — Через три недели.

 — Подожди немного после ее отъезда, реши, что для тебя главное в жизни. А пока давление на тебя слишком велико.

 — Я должна была знать, что ты станешь рассуждать логически. — Она повернулась к нему, на ее губах снова была улыбка. — Обычно меня возмущают подобные советы, но сейчас я чувствую облегчение. — Она взяла Сета за руку и спрятала лицо у него на груди. — Обнимешь меня? Это так хорошо — хотя бы на минуту опереться на кого-то другого.

 Линдси казалась ему такой маленькой, когда он обнял ее. Своей хрупкостью она пробуждала в нем инстинкт защитника. Сет прижался щекой к ее макушке, наблюдая за вечной войной воды и скал.

 — Ты пахнешь мылом и кожей, — наконец-то пробормотала Линдси. — Мне нравится. Даже сотни лет спустя я буду помнить этот запах. — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

 «Я могу влюбиться в него, — подумала она. — Он — первый мужчина, в которого я могу по-настоящему влюбиться».

 — Я знаю, что это сумасшествие, — вслух произнесла она, — и все же хочу, чтобы ты меня поцеловал. Я так хочу снова ощутить твой вкус.

 Их губы встретились медленно, чтобы растянуть момент и насладиться им. Лишь раз они остановились, чтобы только взглянуть друг другу в глаза и увидеть там желание, затем соединились снова, как огонь с огнем. Его вкус и очертания губ были для нее уже знакомыми, но не менее волнующими. Линдси сильнее прижалась к Сету. Их языки дразнили друг друга, лишь намекая на то, что могло бы произойти. Колодец желания был намного глубже, чем Линдси предполагала, а его воды коварнее. На мгновение она полностью отдалась Сету. Обещания чуть не сорвались с ее губ.