Отражения, или Истинное - [4]
Ты, никак, задумал соком меня поить? Номер не пройдет.
Генри. Нет, что ты! Всем шипучего! Кутить так кутить. Сегодня я безрассуден, расточителен, знаменит, влюблен, а на будущей неделе потерплю кораблекрушение и паду жертвой «Пластинок Робинзона».
Макс. Тебя пригласили на радио?
Генри. Да, влип. Держи, любовница. Кстати, как вечерок вчера провели?
Шарлотта. Тоска. Опять притворяться пришлось.
Генри. Ох, и остроумная мне жена попалась. Я про спектакль спрашиваю.
Шарлотта. А я про него и отвечаю. Напрасно я согласилась играть в пьесе Генри.
Макс. А я не напрасно, я доволен.
Шарлотта. Конечно, ты доволен, болван. Ты ж ему не жена.
Макс. А, тогда понятно.
Шарлотта. Видишь, Максу понятно. И он глубоко прав.
Макс. Но я ничего не говорил!
Генри. Ну как все-таки вчера было?
Шарлотта. Неважно. Партер пустоват на две трети примерно. (С наигранной невинностью.) Ой, прости, дорогой, ты о чем спрашиваешь?
Макс (неодобрительно). Шарлотта, ну в самом деле! Все нормально, Генри, честное слово. И смеялись там, где надо – для субботней публики вполне сносно. Ко мне даже после спектакля подходили – мол, сцена примирения очень трогательно вышла. Да, кстати. Они еще сказали – ерунда, разумеется, но лучше я передам тебе… Сдается мне, что они правы… Ну, в общем, текст про японцев и электронные часы публика не понимает… Не ясно, о чем речь. Может, вычеркнем? Ну, на один спектакль, на пробу, а?
Генри останавливает его жестом, точно постовой машину.
Генри. Минутку, Макс. (Обращается к Шарлотте.) Партер на две трети пуст или полон?
Шарлотта бесстыдно смеется.
Шарлотта. Неудачный заход, Макс. (Поднимает бокал.) За заключительный спектакль! Да рухнет «Карточный домик»!
Макс (в ужасе). Шарлотта!
Шарлотта. Тебе хорошо – играешь самого Генри, шампанское попиваешь и текст говоришь лизаный-перелизаный. Он смеется, у него смеются – все там, где надо… А я червяк, наживка для публики. Мои стоны тоже там, где надо. Стоны, охи-ахи, а потом – бац – пол зала застонало и уходит! Любовника-то у нее, оказывается, нет! Они тут же теряют ко мне всякий интерес. Я просто жертва его фантазии: тихая женушка, преданная мужу и работе, с ящичком для рецептов и гордостью с фиговый листок: «Ты переволновался… Очень сочувствую… Еще не поздно сказать что-то уместное…»
Макс. Боже, Шарлотта!
Шарлотта (весело). Да заткнись ты, Макс. Вот если бы он меня любовником снабдил вместо временного паспорта – зал бы ломился.
Генри. Слушай, не рановато ли ты завелась? С самого утра…
Шарлотта. Наоборот, дорогой, поздновато.
Макс. Э-э, а где сегодня юная Дебора?
Шарлотта. Кто?
Макс. Дебби.
Шарлотта (озадаченно). Дебби?
Макс. Дочь твоя где?
Шарлотта. Ах, дочь…
Генри. В конно-спортивной школе.
Шарлотта. А вот этот текст уже из чужой пьесы. Для Генри главное – диалог красивый выстроить. А дети – фи, это же так некрасиво, только и разговоров, что об угрях да прыщиках. Генри такие диалоги писать не умеет. Нет в нем исследовательской жилки.
Генри. Это верно.
Макс (Шарлотте). Многие пары и в жизни не заводят детей – не только на сцене. Мы с Анни, например…
Генри. Не надо. Макс. Я ей раз сказал, что некоторые женщины хороши сами по себе, без детей, они как бы рождены бокалы наполнять. Ты бы слышал, как она взбесилась. (Беспечно, но зная, что делает, протягивает Шарлотте пустой бокал.) Плесни-ка.
Макс (бросает взгляд на Шарлотту и вызывает огонь на себя). Позволь мне. (Забирает у Генри бокал, наполняет из бутылки и графина.)
Шарлотта. Многие мужчины тоже рождены бокалы наполнять, им другого не дано – чего ж ты про них не пишешь?
Макс отдает Генри бокал.
Генри (улыбаясь Максу). Очень рад, что ты заглянул.
Шарлотта. Еще бы не радоваться! С тебя теперь причитается. Ты же его нарочно позвал – утешать свое самолюбие. Пуп земли. И слова нужные наготове – всплывают при первой необходимости. Кстати, вот вам главное отличие театра от жизни. Все придумано заранее! Ну, представь: Генри выясняет, что у меня есть любовник. Станет он упражняться в остроумии и нести вздор про рембрандтовские салфетки? Черта с два! У него дух перехватит, он скорчится весь, будто коленом между ног двинули… Генри! Ге-е-енри? Не отвечает! Генри, ау! Скажи что-нибудь остроумное.
Генри (поворачивается к ней). Я его знаю?
Макс (поднимаясь). Ну, спасибо за шампанское…
Шарлотта. Сядь, Макс. Сядь, Бога ради, а то он решит, что любовник – ты.
Генри. Макс, это не ты?
Макс. Ради Христа!
Оседает обратно в кресло.
Генри. Шутка, Макс. Пустая болтовня. Диалог строим, понимаешь?
Звонок у входа.
Ну, понял?
Макс. Анни обещала зайти, если заседание рано кончится. Она ведь в этом… в «Комитете защиты Броуди». Слыхали?
Пауза.
Пойду открою.
Генри. Я открою.
Макс. Нет, сиди. Это точно Анни. Я сам. (Идет открывать.)
Шарлотта. Ну, спасибо, удружил. Кто еще пожалует?
Генри. А ты подай на стол какой-нибудь дряни… Или сама на столе станцуй. Тут же уйдут.
Шарлотта. Скажи лучше, какого черта ты ему позвонил?
Генри. Ну, написал я текст – единожды. А Максу каждый вечер его говорить приходится. Меня совесть замучила.
Шарлотта. А за меня тебя совесть не мучает?
Генри. Конечно, мучает. Хочешь, на столе тебе станцую?
Известная трагикомедия Тома Стоппарда – парафраз шекспировского «Гамлета», вернее, «Гамлет», вывернутый наизнанку. Мы видим хрестоматийный сюжет глазами двух второстепенных персонажей – приятелей Гамлета по университету Розенкранца и Гильденстерна. Их позвали, чтобы они по-дружески выведали у Гамлета причину его меланхолии. Они выполняют это поручение, потом соглашаются следить за Гамлетом и незаметно для себя становятся шпионами, потом – тюремщиками Гамлета, а потом погибают в результате сложной интриги, в которой они – лишь случайные жертвы.
Творчество англичанина Тома Стоппарда – создателя знаменитых пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Настоящий инспектор Хаунд», «Травести», «Аркадия», а также сценариев фильмов «Ватель», «Влюбленный Шекспир», «Бразилия», «Империя Солнца» и многих-многих других – едва ли нуждается в дополнительном представлении. Искусный мастер парадоксов, великолепный интерпретатор классики, интеллектуальный виртуоз, способный и склонный пародировать и травестировать реальность, Стоппард приобрел мировую известность и признан одним из значительных и интереснейших авторов современности.В настоящем издании вниманию читателей впервые предлагаются на русском языке пьесы «Индийская тушь» и «Изобретение любви», написанные с присущим стилю Стоппарда блеском, изящностью и высокой интеллектуальной заряженностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Том Стоппард, несомненно, наиболее известный и популярный из современных европейских драматургов. Обладатель множества престижных литературных и драматургических премий, Стоппард в 2000 г. получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал сэром Томом. Одна только дебютная его пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» идет на тысячах театральных сцен по всему миру.Виртуозные драмы и комедии Стоппарда полны философских размышлений, увлекательных сюжетных переплетений, остроумных трюков.
...Но Телма не слушает. Она прекращает поиски, встает, подходит к своим туфлям — и на что-то наступает. Это пуля от пистолета 22-го калибра. Телма с удовлетворением поднимает ее и кидает в жестяное ведерко для мусора. Раздается звяканье...
Произведения Стоппарда, холодноватые, интеллектуальные, безупречно логичные, чаще всего строятся на одной абсурдной посылке. В пьесе «Альбертов мост» в основу сюжета положена нелепая ошибка, допущенная при расчете наиболее эффективного метода окраски моста. Небрежность дотошного инженера откровенно неправдоподобна, но это – чистая условность, повод к игре ума и слов, в которой Стоппард виртуоз.