Отражения, или Истинное - [11]
Генри. А ты – под Броуди.
Генри идет к двери. Останавливается, кивает Анни. Она кивает в ответ. Он выходит.
Анни медленно подходит к письменному столу, смотрит на исписанные страницы. Включает радио, звучит музыка Баха. Возвращается к столу и рассеянно выдвигает один из ящиков. Оставив его открытым, идет к двери, на миг исчезает в прихожей, появляется вновь и закрывает за собой дверь. Подходит к одной из картонных коробок, выкладывает на пол перед собой стопку бумаг и, присев на корточки, начинает тщательно и неспешно просматривать. Бах все звучит.
Акт второй
Сцена пятая
Генри и Анни.
Два года спустя. Другой дом. Гостиная-кабинет. Три двери. По облику Генри и Анни тоже должно чувствоваться, что прошло два года. Возможно, Генри в начале сцены читает в очках. Или он, допустим, отрастил усы. У Анни может измениться прическа. На проигрывателе крутится пластинка – звучит опера Верди. Телевизор, видеомагнитофон, а на столе Генри – крошечный радиоприемник и пишущая машинка.
Генри один, читает отпечатанную на отдельных листах пьесу. Несколько секунд спустя из спальни или из кухни выходит Анни, бросает на Генри внимательный взгляд, а потом садится и смотрит, как он читает. Прислушивается к музыке. Генри поднимает на нее глаза. Анни смотрит на него.
Анни. Ну, говори.
Генри. Э-э… Штраус.
Анни. Что?
Генри. Или нет, не Штраус.
Анни. Я про пьесу спрашиваю.
Генри (кивает на страницы). Ах про пьесу…
Анни (презрительно). Штраус!.. Какой же Штраус, если поют по-итальянски?
Генри. Разве? (Прислушивается.) И в самом деле. Значит, опера итальянская. А кто у нас писал итальянские оперы? Верди.
Анни. А точнее?
Генри. Джузеппе.
По лицу Анни он видит, что говорит не то.
Монте?…
Анни. Какая опера, спрашиваю?
Генри. Ах опера… (Уверенно.) «Мадам Баттерфляй».
Анни. Издеваешься? (Подходит к проигрывателю, выключает.)
Генри. Клянусь, я действительно…
Анни. Как был невежей, так и остался. Два года с тобой бьюсь.
Генри. Да нравится мне твоя классика, честное слово, нравится. Композиторов только путаю… Они же все одинаково пишут – и за десять лет не разберешься, кто есть кто. А слух у меня получше твоего: тебе что «Братья Эверли», что «Сестры Эндрюз» – никакой разницы.
Анни. Потому что ее и нет.
Генри. Так, может, нам разводиться пора? Или послушаем что-нибудь приличное?
Анни. Нет.
Генри. Ладно, ставь свой опус номер раз. Для симфонического оркестра. (Напевает начало Пятой симфонии Бетховена.) Да-да-да-дааа…
Анни. Ну, хватит болтать, занимайся делом.
Генри. Ладно. (Смотрит на рукопись. Может, не я первый это заметил, но интересная вещь: во все времена великие начинались на букву Б: Бетховен, Большой Боппер…
Анни. Буква – единственное, что их роднит.
Генри. Не скажи. Еще – оба умерли. А ты знаешь, что вместе с Большим Боппером на том же самолете разбились Бадди Холли и Ричи Валенс?
Анни. Нет, не знаю. Ты что, решил не читать пьесу?
Генри. А Бадди Холли было всего двадцать два… Представляешь, сколько бы он еще сделал? Погибни, скажем, Бетховен в авиакатастрофе в двадцать два года – и вся история музыки пошла бы по-новому. Как, впрочем, и история авиации.
Анни. Генри!
Генри. Помню я про его пьесу, помню! (Снова смотрит на рукопись.)
Анни. Много прочитал?
Генри. У тебя к этой пьесе профессиональный интерес или чисто личный?
Анни. Что значит «чисто личный»?
Пауза.
Генри. У тебя к этой пьесе личный интерес или чисто профессиональный?
Анни. А сам ты как думаешь?
Пауза.
Генри. Пауза.
Анни. Пожалуй, я смогла бы сыграть…
Генри. Мэри? Конечно – даже без грима.
Анни. Вот и отлично. «Три сестры» все равно сходят.
Генри. Неизвестно. Сестры – народ упрямый.
Анни. Да две другие беременны.
Генри. Ничего, пару строк дописать – и порядок.
Анни. Если ты пьесу Броуди доработаешь, скажем, за месяц…
Генри. А я думал, ты в Глазго едешь, на эту кровосмесительную роль.
Анни. Я еще не решила.
Генри. Так решайся. Классика, Уэбстер, рыцарские страсти – прелесть!
Анни. Это Форд,[5] а не Уэбстер. Да и в Глазго ехать…
Генри. А что, севернее Лондона ты уже не играешь?
Анни. Просто думала – ты заскучаешь без меня. Извини, ошиблась.
Генри. А я думал – ты меня с собой возьмешь. Извини и ты.
Анни. Да ты не то что на месяц, на неделю бы не поехал!
Генри. Что верно, то верно. Я уж так, по инерции. Но я бы скучал!
Анни. Придется поскучать: Глазго и вправду – не ближний свет.
Генри «стреляет» ей в лицо указательным пальцем.
Генри. Ага! Значит, все-таки едешь? И репетиции будут там?
Анни (кивает). Неделю здесь, потом там. (Кивает на рукопись.) Так где ты остановился?
Генри. Сцена в поезде:
«– Странный вы. Билли. Сколько вам лет?
– Двадцать. Но в душе я – старик».
Почитать вслух?
Анни. Если хочешь…
Генри. Диалог так лучше чувствуется.
Анни. Ну давай.
Генри. Тогда я вернусь к началу сцены. Хорошо?
Анни кивает. Генри изображает стук колес – серьезно или в насмешку. Анни слушает настороженно.
(Читает.)
«– Простите, это место не занято?
– Нет.
– Не возражаете?
– У нас свободная страна.
– Благодарю вас.
Садится напротив Мэри. Она продолжает читать.
– Далеко едете?
– В Лондон.
– И вы, значит, считаете, что мы живем в свободной стране?
– А вы не согласны?
– В корне! Мы свободны делать только то, что нам диктуют. Кстати, меня зовут Билл. А вас?
Известная трагикомедия Тома Стоппарда – парафраз шекспировского «Гамлета», вернее, «Гамлет», вывернутый наизнанку. Мы видим хрестоматийный сюжет глазами двух второстепенных персонажей – приятелей Гамлета по университету Розенкранца и Гильденстерна. Их позвали, чтобы они по-дружески выведали у Гамлета причину его меланхолии. Они выполняют это поручение, потом соглашаются следить за Гамлетом и незаметно для себя становятся шпионами, потом – тюремщиками Гамлета, а потом погибают в результате сложной интриги, в которой они – лишь случайные жертвы.
Творчество англичанина Тома Стоппарда – создателя знаменитых пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Настоящий инспектор Хаунд», «Травести», «Аркадия», а также сценариев фильмов «Ватель», «Влюбленный Шекспир», «Бразилия», «Империя Солнца» и многих-многих других – едва ли нуждается в дополнительном представлении. Искусный мастер парадоксов, великолепный интерпретатор классики, интеллектуальный виртуоз, способный и склонный пародировать и травестировать реальность, Стоппард приобрел мировую известность и признан одним из значительных и интереснейших авторов современности.В настоящем издании вниманию читателей впервые предлагаются на русском языке пьесы «Индийская тушь» и «Изобретение любви», написанные с присущим стилю Стоппарда блеском, изящностью и высокой интеллектуальной заряженностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Том Стоппард, несомненно, наиболее известный и популярный из современных европейских драматургов. Обладатель множества престижных литературных и драматургических премий, Стоппард в 2000 г. получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал сэром Томом. Одна только дебютная его пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» идет на тысячах театральных сцен по всему миру.Виртуозные драмы и комедии Стоппарда полны философских размышлений, увлекательных сюжетных переплетений, остроумных трюков.
...Но Телма не слушает. Она прекращает поиски, встает, подходит к своим туфлям — и на что-то наступает. Это пуля от пистолета 22-го калибра. Телма с удовлетворением поднимает ее и кидает в жестяное ведерко для мусора. Раздается звяканье...
Пьеса (о чем предупреждает автор во вступлении) предполагает активное участие и присутствие на сцене симфонического оркестра. А действие происходит в психиатрической лечебнице для инакомыслящих в СССР.