Отражение звезды - [57]

Нужно было отвечать. Нужно было хоть что-нибудь отвечать, и Леночка, вдруг поражаясь своей отваге, выпалила:

— Я думала о вас… — Она залилась краской, и в ответ на ее невольно счастливую улыбку вдруг засветилось его лицо.

— Вот как? В таком случае вы заслужили откровения. Я тоже думал о вас.

Правильно разгадав причину ее молчания, он взял Леночку под руку и, прежде чем она успела запаниковать, повел ее от памятника по текущему вниз к Пушкинской площади проспекту.

— Стоп-стоп! Начнем сначала! — Андрей маленькими глоточками пил коньяк. Зал бара был залит электрическим светом, и вокруг них сновали официанты. — Так зачем вы приходили к Евгении Алексеевне? Вы искали меня?

Она взглянула на его сильные и спокойные руки. Представила себе, как эти руки могут ласкать женское тело, и по ее спине от одной только мысли об этом пробежали мурашки. Интересно, он женат или нет? Она увидела, что кольцо на безымянном пальце отсутствует, но в нынешнее время это совершенно ничего не значит.

— Нет, — она качнула головой, но тут же ощутила его буравящий насквозь и видящий все самые потайные ее мысли взгляд. — Не совсем. То есть… я, наверно… Хотя — нет! С чего это вы вообразили?

Конечно, она не собирается стать бессильной овечкой, которой уготована роль очередной добычи.

— Нет! — она вскинула глаза и постаралась не отводить их, прежде чем он не опустит свои.

Он понимающе отвернулся и подозвал официанта.

— А жаль, — произнес он. — Я уж было… Вы знаете, она много говорила о вас. И, может быть, я сомневался, что это именно о вас, но сердце подсказывало мне… Скажите. — Он перегнулся через стол и, сжав Леночкины руки, посмотрел ей в глаза. Пожатие было теплым и твердым. За мужчиной с такими руками она готова была пойти хоть на край света. В них чувствовалась сила, которой можно довериться. Как будто какая-то огненная вспышка мгновенно обожгла Леночку. Она отвернулась, стараясь скрыть внезапную беспомощную растерянность, и попыталась вникнуть в то, о чем он ее спрашивал. — Послушайте, мне очень хотелось бы узнать, что же все-таки с вами стряслось в тот день? Я до сих пор вижу ваши глаза…

Леночка моментально вспомнила, как сшибла его на углу и как собирала потом разбросанные по асфальту бумаги. Как подала ему пластиковую карточку и как дрожала при этом ее рука.

— Я поднялся за вами на третий этаж, — продолжал он между тем свой рассказ. Леночка вслушалась, взгляды их пересеклись, и Леночка напряглась. — Я поднялся, потому что вспомнил нашу первую встречу, когда вы сбили меня на мостовой… Ну, это не важно… Только встретив вас дважды за день, и оба раза, прямо скажем, несколько не в себе, я вдруг разволновался. Мне показалось, что у вас что-то стряслось… — Он поднял на Леночку глаза. Она ничего не ответила, а продолжала слушать его, потрясенная тем, что он рассказывал ей.

Он все знает! Он знает все, даже гораздо больше, чем знает она! Просто он не может разложить свои знания по полочкам. Но Леночка может. И то, что он видел, как приезжал ночью Фима, и то, что встретил его ранним утром, выходящим из подъезда с коляской. И то, что слышал, как Леночка скандалила, плакала, кричала…

Он даже вызывал милицию, но прибывший по вызову участковый вышел из подъезда, сопровождаемый дружескими похлопываниями по плечу, и, прежде чем сесть в машину, пожал руку улыбающемуся Никитину.

— Что такое? Что-то случилось? Вы так побледнели… — Он коснулся пальцем ее щеки, и Леночка обессиленно откинулась на спинку стула.

— Нет-нет, продолжайте… — Она намеренно отстранилась от него, чтобы он не смог почувствовать, как мелкая дрожь сотрясает все ее тело. Но продолжения не последовало, и оба они погрузились в долгое молчание.

Потом они танцевали. Все так же молча, прижавшись друг к другу, и причина, по которой Леночка дрожала, могла быть совсем иного характера.

— Когда же вы уезжаете? — спросила Леночка, когда они вышли из бара. Она уже знала, что Евгения Алексеевна лежит в больнице с вывихом. Темы были исчерпаны, и хоть от него она узнала много страшного и вспомнила все то неприятное, что скорее рада была бы забыть, чем вновь и вновь ворошить в себе старые болячки, но, несмотря на все это, как ей не хотелось с ним расставаться!

— Улетаю, — поправил он ее и улыбнулся. Его спокойная и непостижимо отчужденная улыбка сводила ее с ума больше, чем мысль о Ефиме.

Как это ужасно — смотреть в его серые насмешливые глаза и не понимать, отчего они так дерзки и притягательны.

— Когда же вы улетаете? — Леночка повторила свой вопрос, уже стоя у подъезда дома, в который ей предстояло войти.

— Как обычно — в половине шестого сяду на такси и покачу в аэропорт. «Самолет летит, колеса стерлися. Мы не ждали вас, а вы…» — Он рассмеялся и указал в сторону подъезда.

— Пригласите на кофе?

Со сладким ужасом она осознала, что означает его просьба, и, потупив глаза, непростительно быстро ответила:

— Да!

Целых восемь часов в запасе, и только он. Он и она! Никого больше.

Кофе, кофе, кофе… У Леночки уже выскакивало сердце от этого кофе, и ком тошноты подкатывал к горлу. Голова кружилась, а сердце звенело, словно готовая лопнуть от натяжения струна.