Отражение во мгле - [12]

— Ты всегда мне об этом говорил и никогда от нее не отказывался, — злорадно захихикал Жуковский. — А насчет людишек я прав.

— Насчет чего? — Василий отправил жареного жука в рот и стал жевать, похрустывая.

— Ну, насчет того, что если всех выживших собрать вместе, они поубивают друг друга. Вот даже пусть ядерная зима кончится и путешествия на дальние дистанции станут легче. Благо вроде? Черта с два. Это лишь приблизит развязку. Начнутся новые войны. Или одна большая. Последняя война. Ты никогда не задумывался об исторической тенденции развития нашей цивилизации?

— У-у-у. Да ты пьян, Жучило. Слова матерные полезли…

— И кто из нас язва? — Жуковский не обиделся.

По обыкновению, улыбнулся и налил в кружки еще пойла.

— Да ладно. И что за тенденция такая?

— Чем больше численность населения Земли, тем страшнее война. Чем больше людей, тем хуже катастрофы, которые они сами себе устраивают. А вот ежели бы людей совсем не было, то и бедствий ужасающих не случалось бы.

— А динозавры отчего вымерли?

— При чем тут динозавры, дружище?

— Ну как при чем? Людей ведь тогда не было. А массовое вымирание из-за катастрофы было. А ты говоришь, люди во всем виноваты.

— Ну и правильно говорю. Люди. Почему ты думаешь, что динозавров убила катастрофа? Да потому что люди об этом сказали. Ну, у людей мышление такое. Все объясняется катаклизмом. Динозавры обязательно вымерли. И обязательно из-за катастрофы. Ну, ничего другого в голову не приходит. Менталитет такой. Мы иных вариантов либо не приемлем, либо тупо не видим. А если кто и выскажет альтернативу, так на смех его поднимем. Может, они, динозавры эти, не вымерли. Может, они в космос полетели.

— Ну ты даешь!

— Ну вот, я же говорил! Да ты дослушай. Может, они такого уровня развития достигли, что в святой дух превратились. Откуда нам знать? Но у людей одно на уме. Катастрофа. У людей даже Вселенная появилась из Большого взрыва. И никаких других версий. А может, были люди тогда и они, по своему обыкновению, динозавриков угробили? Вот как-то так. Ну. Давай. За гуманизм. — Он снова качнул своей кружкой.

Выпили.

— Пфу… — Селиверстов замахал перед носом растопыренной ладонью и едва не сбросил очки. — И все-таки… Пфу…

— И все-таки закуси для начала. — Жуковский протянул очередную жареную медведку.

— Спасибо. — Василий принял пищу и зажевал. — И все-таки мы не одни во Вселенной. Ну, то есть не одно такое место с выжившими людьми осталось. У падших старик был один. Из Якутии аж пришел. Говорит, там новый социализм кто-то в лесу у реки соорудил. И Сталин, говорит, там правит.

Жуковский засмеялся.

— Вот ведь как старички Иосифа любили. Аж второго пришествия ждали, как Христа. Думаю, у якута просто с головой было не все ровно. А вообще, занятно.

— Что именно?

— Ты помнишь, как ветераны, пенсионеры, ну, в основном старички, с любовью Сталина вспоминали. Помнишь?

— Конечно. У бабули моей в комнате портрет его висел.

— Вот. А сейчас можешь показать хоть пять человек, которые наших властителей из последних десятилетий цивилизации добрым словом вспомнят?

— С трудом. — Селиверстов усмехнулся.

— Это и занятно. Вот ведь какое дело власть…

— Да не в том суть. Суть в том, что люди повсюду выжили. И я видел под Омском. Впрочем, я, кажись, говорил уже.

— Опять ты за свое? Уже давно все перестали про это думать. Поверхность — ледяной ад, и по ней не пройти далеко. Не туннели же нам рыть до другого города.

— А я прошел. Шесть сотен километров прошел в одну сторону. Уже после похолодания. Правда, цена для группы моей была… та еще. Ну, может, однажды люди найдут способ преодолевать большие расстояния по поверхности без тех потерь, что мы понесли. И тогда…

— Ага. — Жуковский кивнул, наливая очередные дозы. — Ты только при Волкове не говори об этом. Опять в уныние впадет.

— А что с ним?

— Брат у него в Москве. Жена с дочкой. А ну как он начнет думать, что они, быть может, живы? Крыша поедет.

— Да, я помню историю, что у него там брат остался и семья. Ну а у меня мать в Костроме была.

— А у меня здесь, в Новосибирске, — вздохнул Андрей. — Ну, давай не чокаясь. За тех, кого с нами нет.

— Так ведь пили уже за это, — икнул Селиверстов.

— Разве? — Жуковский причмокнул, держа перед собой кружку и глядя в миску с медведками. — Ну и хрен с ним. Выпьем еще раз. Народу ведь столько полегло, что никакой бормотухи не хватит их помянуть.

И они выпили не чокаясь.

Селиверстов обернулся, услышав шаги лениво бредущего человека.

— О, Костя. Давай присаживайся. Андрей, налей-ка парню. Пусть за упокой души Зинаиды выпьет.

Костя медленно подошел к пню, возле которого сидели эти двое. Позади них, во мраке туннеля за висящей поперек мелкозвенчатой сетью, гудел питомник рогачей. Мало кто мог находиться здесь. Только приписанная к питомнику охрана, глава фермы Жуковский, ветеран-искатель Селиверстов с его особым статусом и те, кто имел постоянный наряд на обслуживание питомника.

Константин был одним из работников этого режимного объекта. Питомник тянулся от «Сибирской» практически до «Станции маршала Покрышкина», которая официально считалась необитаемой. Туннель там был обвален, и имелся лишь узкий лаз, который не составляло труда охранять. Дальше, за одиннадцать сотен метров от «Покрышкина», была станция «Березовая роща», населенная падшими — совершенно одичавшими людьми, оторванными от других миров метрополитена. Их еще называли станцией третьего мира. Однако серьезной угрозы они не представляли, несмотря на непредсказуемое поведение большинства диких жителей «Березовой рощи». Сам же питомник в туннеле хорошо охранялся как с той стороны, у «Станции Покрышкина», так и здесь; Перекресток Миров оберегал стратегические запасы пищи и ее производство от своих собственных граждан. И если по левую руку от направления на «Станцию маршала Покрышкина» были прорыты в грунте пещеры для разведения медведок, то по правую руку находились похожие пещеры, но для выращивания лука, корнеплодов и карликовых свиней. Ходили слухи, что эту породу вывели еще лет семьдесят назад, в разгар холодной войны между двумя сверхдержавами прежнего мира, как раз для «фермерства» в таких вот условиях. Ведь была велика вероятность ядерной войны, и требовалось наладить производство пищи в убежищах. По иронии судьбы ядерная война случилась не тогда, когда все к ней усиленно готовились, а совсем наоборот.