Отравление в шутку - [60]

— Все в порядке, — сказал судья, поднявшись одновременно с Томом и озадаченно глядя на него. Потом он протянул руку и похлопал сына по спине. — Значит, в других случаях…

— Я знаю, что такое навязчивые идеи и как они действуют, — рассеянно произнес Росситер. — Знаю, как они преобразуют все, на что вы смотрите, в то, чего вы боитесь. Прошу прощения, сэр, но вы…

Судья Куэйл выпрямился:

— Я не могу ничего вам объяснить. — Он сжал кулаки и начал нервно озираться. — Чего вы на меня уставились? Вы все были бы рады, если бы я умер. Но я не доставлю вам этого удовольствия. Убирайтесь! Убирайтесь отсюда, все!..

Повернувшись, судья пнул ногой бутылку бренди, из которой ранее пил Том и которая все еще стояла на полу возле кресла. Бутылка покатилась по ковру, расплескивая содержимое, а судья смотрел на нее, словно недоумевая, откуда она взялась.

Росситер выглядел усталым. Он бросил взгляд на Тома, который попятился к Джинни.

— Ладно, сэр, мы уйдем, — сказал он. — Но предупреждаю вас…

— Благодарю вас, молодой человек. Едва ли я нуждаюсь в ваших советах, — проворчал судья. — Мои нервы в порядке. Но если вся ваша компания немедленно отсюда не уберется…

Его стиснутые руки вздрагивали. Мэри шагнула вперед, чтобы успокоить его, но он сердито махнул рукой. Я понимал, что следует ожидать очередной безобразной сцены, и присоединился к Росситеру, уговаривающему женщин удалиться. Том уже вылетел из комнаты.

В холле я увидел его натыкающимся на стены, словно летучая мышь, как будто он искал выход. Силы Тома были на исходе, и его следовало бы уложить в постель. Но Джинни и Мэри сердито уставились на него. Он повернулся и ответил им жалким и одновременно презрительным взглядом.

— Сейчас мы с тобой поговорим, — сказала Джинни, взяв его за руку.

— Вы не имеете права выгонять меня из дома! Я не хочу уходить! Отец сказал, что все в порядке, значит, я могу остаться. Отпусти меня…

Мэри что-то лопотала, молотя кулаками по стене в приливе гнева, слабости и облегчения, пока Росситер ее не успокоил. Джинни мрачно улыбнулась Тому:

— Иди в гостиную, малыш. Там нас не побеспокоят.

Думаю, Росситер единственный среди нас сохранял хладнокровие. Он проводил нас в гостиную, чтобы женщины не поднимали шум, и зажег газовый светильник. Более, чем когда-либо, комната походила на морг. Том сначала смотрел по сторонам, как будто искал место, где можно спрятаться, потом стал всхлипывать.

Какое-то время мы молчали, и ветер сотрясал окна.

— Ты во всем виноват, — заговорила Джинни. — Ты превратил это место в сумасшедший дом. — Она скрестила руки на груди. — Теперь ты все нам расскажешь.

— О чем?

— Почему ты это сделал. Почему отец боялся руки.

Всхлипывания Тома сменились истерическим хохотом.

Он повернул руки ладонями вверх, и я почувствовал, что они такие же холодные, как у белых статуй на пьедесталах. Его била дрожь.

— Это самое забавное, — с трудом вымолвил он. — Никакой причины не было. Отец всегда над чем-то ломал голову и погубил себя, размышляя о том, что сделал в детстве.

— Если ты не скажешь правду…

— Я говорю правду! Страх сидел у него внутри. Он мог скрывать это от большинства людей, но я знал…

— Страх перед чем? — осведомилась Джинни.

— Перед всем. Господи, вы, кажется, не понимаете, о чем я говорю! Отец постоянно из-за чего-то беспокоился, но никогда об этом не говорил. Его тревожило все — чья-то речь, решение, даже случайное слово на улице. Он невротичен, как старуха, только вы никогда этого не замечали. Вот что забавно. — Том снова начал смеяться.

Джинни устремилась к нему, выпятив пальцы, как когти, но Росситер удержал ее. Мы все тяжело дышали.

— Его так воспитали, — продолжал Том. — Отец мог бы помочь себе, если бы говорил о своих проблемах. Но он считал нервозность недостойной мужчины слабостью, поэтому никогда о ней не упоминал. Ему казалось, что гоблины в голове могут быть только у женщин. В результате гоблины съели его.

— Том Куэйл, — выходя из себя, закричала Мэри, — если ты не прекратишь болтать вздор…

— Это не вздор, а правда. Так воспитывал папу его отец.

— Полегче, — сказал Росситер. Он говорил спокойно, но Том бросил на него испуганный взгляд. — Я тоже думаю, что это правда. Судья принадлежит именно к такому типу людей. А этот тип я знаю очень хорошо. Ведь у меня тоже был отец.

Росситер казался удрученным. Том облизывал засохшую кровь на губе.

— Отец отломал руку у статуи Калигулы, когда был ребенком, — продолжал он. — И с этого все началось. Правда, забавно? Я же говорил вам. И у него была няня-шотландка…

— Да, — кивнул Росситер. — Миссис Куэйл рассказывала мне кое-что об этой няне… — Он стремительно повернулся к нам. — Какой вздор только не писали и не говорили о людях, совершивших преступление и терзаемых угрызениями совести! Думаю, вы ожидали чего-то мелодраматичного вроде того, что ваш отец убил человека или осужденный им убийца поклялся ему отомстить. Но все оказалось куда более личным и более ужасным. Я убедился, что человека, которому хватает смелости или низости совершить преступление, редко мучает совесть. А вот пустые и мелкие страхи способны довести до безумия. Человек начинает бояться собственной тени. Повод может быть любым — деньги, зависть или просто какой-то фантом…