Отравление в шутку - [42]

Слегка вспотевший Сарджент взял себя в руки и сердито уставился на Росситера. Едва ли это был благоприятный момент, чтобы представить моего великого детектива, но знакомства было не избежать. Сарджент переводил удивленный взгляд с Росситера на меня, очевидно не зная, что делать. Он кашлянул и кивнул, но в его глазах светилось подозрение, что над ним подшучивают. Мне стало не по себе.

— Где Джинни? — спросил я.

Росситер снял шляпу и зеленое пальто, оставшись в сером шерстяном костюме хорошего покроя, но срочно требующем капитального ремонта. Его галстук съехал под ухо.

— Пошла умиротворять старика, — ответил он, нахмурившись. — Не хочу, чтобы меня отсюда выставили. — Внезапно он улыбнулся Сардженту: — Как глупо с моей стороны! Вы хотите взглянуть на мои удостоверения, не так ли?

Росситер начал вынимать из карманов вещи, нагромоздив на столе солидную стопку писем — в основном нераспечатанных, которые он охарактеризовал как «счета», — прежде чем нашел древний кожаный бумажник, который вручил Сардженту. Потом он плюхнулся в кресло, добродушно моргая.

— Но ведь это… — неуверенно начал Сарджент и с удивлением почесал подбородок. — Кажется, это удостоверение, подписанное… верховным комиссаром Столичной полиции…

— Господи! — Росситер вскочил на ноги. — Не здесь! Посмотрите в другом отделении.

Перевернув бумажник, Сарджент кивнул. Росситер со вздохом расслабился, получив бумажник назад.

— Ну, — заговорил Сарджент, все еще озадаченный, но стараясь исправить оплошность, — мы, конечно, очень рады…

— Не стоит извиняться, — рассеянно отозвался Росситер, уставясь на стол и походя на слегка выпившего гадальщика, смотрящего в магический кристалл. В следующий момент он очнулся. — Если вы удовлетворены, мистер Сарджент, то не возражаете не упоминать об этом другим? Большое спасибо… Любопытные штучки. И наводят на мысли, верно?

Сарджент недоуменно заморгал:

— Какие штучки?

— Вот эти — маленькие медные. Хлоп!

— О чем вы?

— Хлоп! — объяснил Росситер, взмахнув кулаком, словно колотя по чему-то. Его лицо выражало живой интерес, как у ребенка при виде нового механического поезда. Он склонился над столом. — Маленькие медные штучки. Ими пользуются, чтобы скреплять бумаги. Сначала кладете бумаги под пресс, затем вставляете штучки, а потом поворачиваете ручку…

— Вы имеете в виду скрепки? — спросил я.

— Да. Позвольте проиллюстрировать. Я умею. Парень в адвокатской конторе показывал мне…

— Разумеется. Но… — Сарджент развел руками. Энтузиазм странного молодого человека впечатлял и одновременно озадачивал. Сарджент с сомнением наблюдал, как Росситер копался в механизме пресса, подбросил в воздух три или четыре скрепки, свалил пару книг, несколько раз чертыхнулся и наконец виновато поднял взгляд.

— Как бы то ни было, вам ясен принцип, — утешил он. — Все дело в мысленном взоре.

— Очевидно, — отозвался Сарджент.

Смущенный Росситер попытался спрятать пресс под книгами.

— Я был бы вам очень обязан, — продолжал он, словно стараясь сменить тему, — если бы вы изложили мне факты этого дела. Просто расскажите медленно и подробно, чтобы я мог сосредоточиться, ладно?

Это куда больше пришлось по вкусу Сардженту. Став более уверенным, он удобно устроился со своим блокнотом и приступил к методичному повествованию. Росситер ходил по комнате, все еще переполненный энергией, топая ботинками и выпятив подбородок. На его лице вновь появилось выражение выпившего гадальщика. Теперь я мог рассмотреть его лучше, чем в полутемном каретном сарае. У него были длинные волосы грязно-желтого цвета, которые падали ему на глаза при каждом третьем из его гигантских шагов и которые он откидывал назад ручищей, где вполне мог бы уместиться футбольный мяч. Когда Сарджент умолк, Росситер неловко повернулся.

— Вам было незачем рассказывать мне так много, — сказал он. — Я, вероятно, знаю побольше вашего. Письма Джинни… Когда у женщины что-то на уме, она всегда пишет длинное письмо о чем-то другом, и таким образом многое узнаешь. — Он побарабанил по краю стола. — Например, вы сделали предположение относительно завещания…

— Я должен в этом разобраться, — промолвил окружной детектив. — Думаете, Туиллс оставил завещание?

Росситер рассеянно посмотрел на него:

— Туиллс? Право, не знаю. Я не думал о нем.

Но Сарджент, казалось, не слышал его. Он уставился в пустой камин, держась за подлокотники кресла и качая головой.

— Вы ведете себя как безумный, — сказал он, — но я кое-что понимаю. Я думал об этом весь день, и это пугает меня… Держу пари на последний доллар, что доктор Туиллс оставил завещание. На столе скрепки для юридического документа, который составлял для него судья. «Что сожгли в камине и почему?» А потом: «Была ли это надежда получить деньги?..»

— Погодите, — остановил его я. — Вы знаете, кому Туиллс мог оставить свои деньги?

— В том-то все и дело. — Сарджент медленно кивнул и поднял взгляд. — Он не мог оставить их Куэйлам.

Я содрогнулся. С такого стартового пункта воображение могло пририсовать любое лицо таинственной фигуре, которая кралась по дому и (если верить сиделке) хихикала над корчившимся телом Туиллса. Пока что я упорно отказывался пририсовывать это лицо…