Отравители - [2]

— Самоубийство, как бы не так! Все это ерунда, парень, — фамильярно воскликнул мистер Брукс. — Этот плащ в руке, — простое очковтирательство. Они не совершают самоубийств, это не те люди.

— Какие люди?

— Эти маньяки — отравители мышьяком. Они заботятся о собственной шкуре. Проворные, как мухи. Лишь бы только они успели ее поймать, прежде чем она доберется до кого-нибудь другого. Я говорю Филипсону…

— Значит, по-твоему, мисс Эндрюс виновна?

— Виновна ли? Да конечно же! Это ясно, как дважды два — четыре. Сначала она заботилась о своем отце, и старичок внезапно умирает, оставляя ей изрядный куш. Потом служит экономкой у какого-то пожилого мистера, и тот тоже внезапно умирает. А теперь эти супруги: муж умер, жена борется со смертью, оба отравлены мышьяком, кухарка сбежала, — и ты еще спрашиваешь, виновата ли она? Держу пари, что когда откопают ее отца и того второго, ее нанимателя, то и они окажутся по горло нашпигованы мышьяком. Если такая однажды начнет, то уже не может остановиться. В них вырабатывается нечто вроде дурной привычки.

— Возможно и так, — сказал мистер Маммери. Он снова взял свою газету и присмотрелся к снимку разыскиваемой.

— Выглядит она довольно безвредно, — заметил он. — Очень даже по-матерински, довольно симпатичная женщина.

— У нее злые губы, — вынес приговор мистер Брукс. У него была теория, что характер выражается в губах. — Я не доверился бы этой женщине ни в коем случае.

К концу дня мистер Маммери почувствовал себя лучше. С некоторым опасением он съел ленч, из осторожности заказав немного вареной рыбы и яичный пудинг, постарался не слишком много двигаться. К его большому облегчению ни рыба, ни пудинг не вызвали тошноты, и он не ощутил той терзающей боли, которая последние две недели не покидала его. Под вечер он даже повеселел. Призрак болезни и расходы на лечение перестали пугать его. Он купил букет желтых хризантем, чтобы привезти его Этель и, сойдя с поезда, в настроении приятного ожидания пошел по тропинке через сад к своей вилле, ласково названной Mon Abri*.

* Mon Abri (франц.) — мое пристанище, убежище (Прим. пер.).

Он был слегка разочарован тем, что его супруги нет в гостиной. По прежнему держа в руке букет хризантем, он засеменил по коридору и заглянул в кухню.

Там была только кухарка. Она сидела за столом спиной к нему и вздрогнула, как от испуга, когда он вошел.

— Ой! — сказала она. — Ну и испугали же вы меня! Я не слышала, как вы открыли дверь.

— Где мои жена? Надеюсь, ей не стало хуже?

— Ну да, конечно, у нее, бедняги, немного болит голова. Я уговорила ее лечь и в полпятого отнесла ей чай. Думаю, она немного вздремнула.

— Как жаль, — сказал мистер Маммери.

— Я думаю, это все из-за той большой уборки в столовой, — сказала мисс Саттон. — А я ведь говорила ей: «Остерегайтесь!» Но вы же знаете ее. Как заведется, так не может усидеть на месте.

— Знаю, — ответил мистер Маммери. — Это не ваша вина, мисс Саттон. Вы так о нас заботитесь. Пойду наверх и загляну к ней. Если спит, то не буду ее будить. А что у нас на обед?

— Я испекла отличный пирог из жаркого и почек, — сказала мисс Саттон. Тон ее наводил на мысль, что в случае возражений она готова заменить пирог дыней или каретой с четверкой в упряжке.

— Ах, — сказал мистер Маммери, — в тесте? Когда я…

— Легонькое и замечательное, вот увидите, — заверила его кухарка, приоткрывая печную заслонку, чтобы мистер Маммери мог увидеть сам. — И только на маслице, потому что смалец вам вреден.

— Спасибо, большое спасибо, — произнес мистер Маммери. — Наверняка все это будет отменно. В последнее время я чувствовал себя не очень хорошо и мне кажется, что животные жиры, скорее всего, не для меня.

— Да, некоторым они не подходят, это факт, — согласилась мисс Саттон. — Я не удивилась бы, если бы вы немного расстроили себе желудок. Эта погода может доконать кого угодно.

Она поспешила к столу и убрала иллюстрированный журнал, который читала перед этим.

— Может, миссис пожелает получить обед наверх? — подсказала она.

Мистер Маммери ответил, что пойдет взглянуть, и на цыпочках поднялся наверх. Этель лежала, уткнувшись в пуховое одеяло, и на большой двухспальной кровати казалась слишком маленькой. Она пошевелилась, когда он вошел, и с улыбкой посмотрела на него.

— Добрый день, дорогая, — приветствовал ее мистер Маммери.

— Добрый день! Ты уже вернулся? Я, наверное, уснула. Устала, голова разболелась, и мисс Саттон уложила меня в кровать.

— Ты переутомилась, золотце, — сказал муж, беря ее за руку и садясь на край кровати.

— Да… я была так неучтива. Какие красивые цветы. Гарольд! Это все для меня?

— Все это для тебя, пчелка, — нежно ответил мистер Маммери. — Мне ничего за это не причитается?

Миссис Маммери улыбнулась и мистер Маммери несколько раз проинкассировал свою награду.

— Хватит уже, ты, сентиментальный старикашка, — сказала миссис Маммери. — А теперь убегай, а то я встаю.

— Лучше ляг в кроватку, сокровище мое, и пусть мисс Саттон принесет тебе обед, — сказал супруг.

Этель противилась, но он был непоколебим. Если она не будет беречься, то он не позволит ей ходить в драмкружок. А все так хотят, чтобы она вернулась! Уолбеки спрашивали про нее и говорили, что без нее не справятся.