Отпусти меня - [7]
– Давай вместе покатим, я тебя довезу до дому на коне своем.
Он нажал кнопку на щитке управления, и на багажнике из каких-то железок с лязгом поднялась корзина для моего арбуза. Автоматика – классно! Сам, наверное, соорудил. Изобретатель! Кулибин!
Только я все равно не согласилась и гордо прошествовала мимо всадника на байке. Хотя чего бы мне стоило – положить овощ-фрукт-ягоду в эту металлическую штукенцию, сесть сзади Соколовского и с комфортом домчать до дома. А из‑за своего гонора или гордости – не знаю, как правильно назвать мой каприз, пришлось лезть в автобус. Чуть не разбила эту громадную ягодину, домой еле припёрлась.
Правда, не зря мучилась. Арбуз был чудный, сладкий-пресладкий.
Первого сентября Соколовский сел за парту позади меня. Не знаю, чего он… Прямо за моей спиной дышал. И мы вместе стали ходить в буфет. Не я с ним. А он – со мной. Становился за мной в очереди. Как будто в классе – за мной сидит, за мной стоит, та же комбинация. Я как-то спросила, чего он ко мне прилепился. А он ответил, что это ненарочно, просто так получается. Просто мы с одной скоростью скачем в буфет. А потом я стала замечать, что он на меня смотрит. Вызовут его к доске, он отвечает, а сам на меня зырит. Даже смешно. Валька меня локтем толкала и шептала:
– Смотри – смотрит!
Я плечами пожимала. Мне-то что? Пусть смотрит, если ему хочется. Как я ему запрещу? А он как будто мне урок докладывает, а не учителю. Смешно даже.
– Садитесь, пять, – однажды в шутку пробурчала я. Кстати, это тоже было на геометрии.
– Что ты сказала, Леся? – не расслышала Власа Григорьевна.
– Ничего.
– Мне показалось, что ты Соколовскому пятерку поставила.
– Угу.
– А я вот с тобой не согласна. Он плохо ответил. На тройку.
Я снова плечами пожала. На тройку… ну хоть бы четверку поставила. Старался же парень…
Власа-Дураса у нас слишком уж строгая.
Сергей Соколовский. Имя и фамилия классные. Парни его сразу Соколом прозвали. И прозвище ему тоже подходит. Челка на левый глаз свисает, он ее рукой убирает поминутно. Лучше бы постригся. Глаза – люблю такие – зеленые. Щеки немножко впалые. На носу маленькая горбинка. И родинка – как у девчонки…
– Валь, что такое чурка?
– Чурка – незаконнорожденный ребенок, – засмеялась подруга, крутя педали велотренажера. – А ты не знала?
– Ну вообще-то знала, – не хотелось признаваться в своей невежественности. – Но почему – чурка? Чурками же мы этих, гастарбайтеров называем.
– Нет, по-моему, чурка – незаконнорожденный ребенок, – неуверенно повторила Валька. – А почему мы черных так же называем, я не знаю.
– Ладно, Валь. Значит, если у меня начались эти самые… значит, я могу иметь детей?
Я про это знала, конечно. Но хотелось себя проверить.
– Несомненно, – Валька засмеялась. – А ты что, неграмотная? Ты даешь! Об этом уже в первом классе знают… Один сеанс с парнем и – готово!
– Один раз – и все? И попадешься? – вот эта информация меня потрясла. Вот это мне было неизвестно! – Ужас! Как дети легко получаются! – я удивленно крутила головой. – Но самое, Валька, ужасное – эти дни… Их просто придется вычеркивать из жизни. Столько дней, Валя!
– Вот дались тебе они… Подумаешь. У тебя они вообще поздно. Я уже два года как это самое. Забудь. Теперь всякие с крылышками… все просто. Вот мамы наши помучились. Представь себе: стирать тряпки, пользоваться ватой…
– Уф… – я брезгливо поморщилась, – кошмар, я бы не смогла так жить, Валька. Легче застрелиться.
– Куда бы ты делась.
Запел мобильник. Валька подала мне рюкзак, который висел на руле велотренажера и мешал ей «ездить», она крутила педалями и цепляла его коленями. Я вытащила из кармашка смартфон. Посмотрела на дисплей и поморщилась, нажав кнопку ответа.
– Да. Здравствуйте, Инга Владимировна.
Звонила классная.
– Ты почему ушла с уроков, Леся?
– У меня голова разболелась, Инга Владимировна.
– Хорошо. А почему ты нагрубила Власе Григорьевне?
Молчу.
– Тоже потому что голова разболелась?
– Да.
Я не виновата – она сама подсказывает ответы.
– Ну хорошо. Завтра в школе поговорим.
– До свиданья, Инга Владимировна.
Я отключила сотик.
– Завтра в школе поговорим, – процитировала я Вальке последнюю фразу классной. – Тоска. Вечером с мамой поговорим, завтра – с Ингой. Сплошные душеспасительные беседы.
На слове «душеспасительные» мое лицо само собой перекосилось. Жутко кислое слово!
– Но Инге же ты не расскажешь про аэропорт?
– Нет, конечно. Про футболку придется. Власа же ей поведала, из‑за чего сыр-бор.
– Да не из‑за чего! Цепляться к одежде! Фигня какая-то! – Валька снова изо всех сил закрутила педалями, зашевелив правой коленкой рюкзак. – А представляешь – с Нового года форма! Ну тогда вообще капец полный.
– Сами без формы на работу ходят…
Учителя ходили в школу кто в чем. Толстая Власа вполне могла приползти в брюках. Почему бы директору ей не сказать: «Власа Григорьевна, вы не могли бы надеть в школу что-нибудь поприличней?». Нет, только дети страдают, а взрослым все можно.
Вечером дома была разборка. Я – тупая, бессердечная эгоистка, не думаю о родителях, шляюсь где попало, может и с парнями сплю, и скорее всего – сплю, потому что распущенная, потому что ночами меня нет дома… Мама снова вспомнила о чурке, что она никакой чурки в своем доме не потерпит, выгонит обеих… Я старалась все выслушивать молча. Изо всех сил держала зубами нижнюю губу, чтобы не нагрубить, не ответить, не накричать в свою очередь. А мама кричала, кричала, кричала. Отчим Рома молчал. Но в самом конце взбучки тоже не выдержал:
