Отпусти - это всего лишь слово - [42]

И чего же хочу я сам? Твою мать, я ведь даже не понимал толком чего я реально хочу. Как получилось, что всё получилось так? 

- Ник, - тихо позвал Сан. Всё это время моего мысленного диалога и непрекращающейся внутренней рефлексии, он напряжённо следил за мной, серыми, очень внимательными глазами. Я вздрогнул очухиваясь словно от полусна. 

- Что?

- О чём ты сейчас думаешь?

- Этот вопрос девчонки задают пацанам - ляпнул я встряхиваясь. - Оказывается реально раздражает.

- А знаешь, что делают па - ца - ныы? - осведомился Сан нехорошим таким подозрительным тоном. 

- Трахаются? - предположил я отодвигаясь. 

- Затрахивают! - отодвигаться от Сана решившего провести на мне полный курс эротической каллиграфии было бесполезно, точно так же как и отбиваться, тем более мой стояк тоже похоже был не против. 

- Почему то у меня такое подозрение, что в отношении тебя это единственно действующий способ.

- А поговорить? - предложил я, заставляя Саню рассмеяться и заткнуть мой болтающий рот очередным проверенным методом. 

- Вот после и поговорим, - шепнул он, выписывая языком просто фантастический эллипс. Чувствую, что завязать веточку сакуры узелком, Сану было что два пальца об асфальт. Сопротивление таяло как вялый снежок в жаркий весенний день. Особенно, когда пальцы Сани делают вот так, и вот туда. Ох твою ж мать. 

- Саня, больно, - взмолился я, реально понимая, что моя задница не резиновая, и одна единственная, что бы выдержать Санькину атаку в очередной раз. 

- Хм - Саня остановился смерив меня задумчивым взглядом. - Ладно, попробуем по другому тебя утешить.

- Кудаааа? 

Я только и успел что ухватить его за уши, притормаживая скользнувшую вниз голову. Саня смачно выругался.

- Партизаны без боя не сдаются - хохотнул я и стрёмно взвизгнул по девчачьи, когда Санька решительно подхватив меня за колени, поставил на лопатки, придавая причудливую позу, берёзка - полушпагат. 

- Значит, будем их пытать, - с самой серьёзной мордой кивнул Санька, и развратно облизнувшись, подмигнул мне с таким блядским видом, что душа растекалась тёплой мартовской лужицей и я капитулировал буквально через минуту, выбрасывая позорный белый флаг. 

- Измельчали партизаны, - пахабно заметил Санька, и не дав отдышаться, развернул лицом к себе, пригибая мой затылок в нужном направлении - Придётся заставить их трудиться. Ротик чуть пошире Ник. И поаккуратнее с зубками гражданочка, это вам не таранька.

Бля, ржать я начал за секунду до того как он договорил. И разумеется с зубами. Санька взвыл и навешал мне подзатыльников. 

- Кого люблю? Кого имею? - закатив глаза, с недоверием качая головой, куда - то в потолок выдал он и выдернув меня с поля неудачного эксперимента закончил мысль - Кого люблю, того собственно и имею. Иметь или не иметь, вот в чём вопрос?

   В детстве, меня к себе брала бабушка. Пока не умерла. Это длилось недолго. 

Но я запомнил навсегда эти дни. Потому что просыпаясь утром в её доме, ощущал себя счастливым.

Это была особенная атмосфера: умиротворения, покоя, теплоты, тишины - так бывает только у бабушек. Солнечный свет льющийся в окна, сквозь зелёные ситцевые занавески, запах ткани, стук швейной машинки, грохот посуды на кухне, и аромат завтрака. Настоящего завтрака, для меня, приготовленного любимым человеком. Для меня, понимаете? Мне не нужно было торопливо вставать, пробираясь сквозь ужас кошмара и запах перегара, не нужно было перешагивать брезгливо через бутылки, копаться в вечном бардаке, собирая вчерашние объедки. Моя еда - это кусок хлеба и сосиска, если повезёт. Я ем для того, что бы не быть голодным. Ну вот как так, что бы было вкусно? Что бы можно было получать от еды наслаждение? Ну что бы для меня, понимаете? По настоящему, взаправду, только для одного меня. И можно съесть всё. И не торопиться никуда. И никто не станет считать куски. Глупо измерять счастье едой. Дело конечно же было не в еде, но нормальная жратва, была так сказать дополнительным бонусом, к комплекту бабушкиного счастья. К особенной атмосфере её квартиры. Когда лёжа в кровати, я не хотел вставать. Не потому что не хотел жить. Знаете, это нежелание жить в этой реальности, нежелание сталкиваться с ней день за днём открывая глаза, нежелание вылезать из под одеяла потому что кровать это единственная крепость твоего мирка, блаженные несколько часов, пока тебя никто не трогает, не орёт, не вторгается в твою жизнь. Плоский мирок между простынёй и одеялом который принадлежит только тебе, а потом обычно ты открываешь глаза и наступаетРеальность. 

Моя реальность не была плохой, она просто была той реальностью, в которой мне не хотелось находиться, но я находился, так получилось. И я научился не замечать её. Просто привык с ней быть. Но ведь всё познаётся в сравнении. И это сравнение. День и Ночь. Постоянный страх или бесконечное чувство покоя. И вот в квартире у бабушки, я не хотел открывать глаза, просто потому что был счастлив, потому что остро хотелось продлить это удивительное ощущение, сохранить в памяти, запомнить, каждое собственное уютное движение. Прикосновение накрахмаленной простыни к коже, запах чистоты, уюта. Понежиться в нём, ещё немножечко. У бабушки были самые мягкие перины на свете, и множество подушек, вышитых курочками и цыплятами и ...