Отпуск с папой - [8]

– Папа, давай теперь послушаем другую музыку. Или вообще никакую. Только не эти дурацкие шлягеры.

– А почему ты злишься? Прежде тебе нравилось. Ты даже знала их наизусть.

Я сбежала от изумленного лица Доротеи в туалет.

Когда я вернулась, отец с Доротеей стояли с подносами перед стойкой с блюдами. Доротея серьезно посмотрела на меня:

– И твоей любимой певицей была Венке Мир? Подумать только, как мало мы знаем друг о друге… – Она хихикнула.

– Мне было одиннадцать.

Я прошла мимо Доротеи, чтобы взять с полки поднос.

Папа покачал головой:

– Нет-нет, это все продолжалось гораздо дольше. У тебя уже были водительские права, разве нет?

– Глупости. Максимум двенадцать. И только ради ваших дурацких вечеринок. Ты уже решил, что будешь есть?

Перед нами стояла раздатчица. Отец дружелюбно ей кивнул.

– Мне кажется, права у тебя уже были. Гм, чего же мне хочется? А что это у вас там, в дальнем ряду?

– Печеночный паштет. Мы подаем его с яичницей-глазуньей и хлебом.

– Из тухлого мяса?

– Папа!

– Хайнц!

Блондинка в белом фартуке удивленно на него взглянула:

– Разумеется, нет. Но вы вовсе не обязаны его есть.

– Точно. Но в наше время мясных скандалов лучше лишний раз переспросить. Где-то же то просроченное мясо еще осталось.

Блондинка хмуро на него посмотрела. Папа ей улыбнулся:

– Без обид. Ну, что вы будете брать?

Доротея окинула его взглядом и заказала три сырных булочки и три чашки кофе.

Папа кивнул. Увидев поданные булочки, сказал только:

– Салатный лист выглядит здесь смешно. Это ведь сырные булки, к чему этот силос?

Я схватила тарелку, поставила ее на поднос и улыбнулась официантке, пытаясь сгладить ситуацию. Она ответила мне ледяным взглядом.

На кассе отец настоял, чтобы заплатить за всех. Что дало ему право высказать свое мнение о ценовой политике мест для отдыха на немецких автострадах. Взгляд у кассирши в итоге тоже стал ледяным.

Мы сели за самый дальний столик. Хайнц раскрыл булочку, выковырял вложенные лист салата, ломтики помидоров и огурцов и начал есть. Жуя, поочередно посмотрел на нас.

– Это все несвежее, – объяснил он. – Я читал. Нужно быть осторожным из-за микробов и всего такого.

Доротея посолила помидор и сунула в рот.

– Ах, Хайнц…

Он ободряюще пожал ей руку.

– Тухлое мясо хуже.

Больше никаких инцидентов не было. Я воздержалась от сигареты, папа купил себе газету, Доротея глянцевый журнал, я села за руль и пристегнулась. Едва я тронулась, папа судорожно схватился за ручку дверцы и в лихорадочном волнении посмотрел на меня:

– Ты видишь, что «мерседес» за тобой тоже выезжает?

– Да, папа.

Я вырулила на автобан, прибавила газу и перешла на следующую передачу.

– А почему без двойного выжима?

– Папа, это требовалось тридцать лет назад, на старых машинах, сейчас так не делают.

– Это бережет мотор.

– Ерунда.

– Гм… Ты поворотники вообще включаешь?

Доротея тихо засмеялась, но промолчала. Я встроилась в поток и поправила зеркало заднего вида.

– Кристина, это следовало сделать до того, как ты начала движение. Нужно же видеть дорогу.

– Папа, почитай газету.

Он наклонился ко мне, чтобы посмотреть на тахометр. Одной рукой при этом оперся о консоль.

– Сто сорок. Куда мы спешим?

Доротея сзади положила мне руку на плечо, успокаивая.

– Хайнц, мы все время ехали с этой скоростью.

– Но Кристина сидит за рулем незнакомой машины. Долго ли перевернуться? И держи дистанцию побольше, тот грузовик, мне кажется, сейчас начнет перестраиваться.

– Папа, все в порядке. Я двадцать семь лет за рулем – и ни одной аварии. И эту машину вожу часто.

– Но у тебя было мало практических занятий тогда, я помню.

Я сдалась.

Спустя добрых полчаса, еще до того, как фризский паром подошел к Норддайхскому молу, мы подъехали к порту. Когда я еще не знала об отцовском чемодане, предполагалось, что мы оставим машину на стоянке пароходства и дойдем до парома пешком. На Нордернее мы хотели взять до дома Марлен такси. Мысль о том, что мне придется волочить этот чемодан до парома, а с ним еще и две дорожные сумки и кучу кошелок, а на острове с трудом запихивать все это барахло в такси, всерьез меня напугала, и я решила ехать на машине. Доротея со мной согласилась. А папа, изучивший проспект пароходства «Фризия», считал, что в этом нет смысла.

– Ну что за бред? Здесь написано, что ездить на машине можно не везде, да и билет на паром стоит дорого, и остров слишком мал, зачем нам там машина?

Однако Доротея тоже слишком устала, чтобы вступать с ним в дискуссию. Мы въехали на дорожку, идущую к причалу, и пошли за билетом.

– Одна машина, трое взрослых. Сегодня туда и через две недели обратно.

Я улыбнулась билетеру и попыталась загородить собой кассу от отца, стоявшего за мной. Это ни к чему не привело. Ответ раздался через микрофон:

– Сто четырнадцать евро.

– Сколько? А если без машины? – протиснулся вперед отец.

– Пятнадцать евро с человека.

– И только за то, что мы сидим в машине, на которой на этом островке даже не везде можно ездить, вы дерете такие деньги? Это грабеж!

– Вы можете оставить машину на стоянке, так делает большинство пассажиров.

– Именно это я и говорил, Кристина. Понимаете, просто у моей дочери куча багажа, и она не хочет его нести. А я приехал с Зюльта, и там устроено так, что…