Отпуск на войну - [8]

Балун наклонил голову, оттянул на груди за пуговицу куртку и втянул носом воздух. Густой запах хозяйственного мыла и стирального порошка лишь слегка разбавили терпкий дух пота и чего-то перекисшего. Воды в зоне не было вторую неделю, и мылись привозной. Как это всегда бывает, она тут же стала чем-то вроде валюты. Ее, хоть и старались расходовать экономно, как правило, все равно на всех не хватало. Хорошо, хоть Крым сегодня вошел в положение и приказал пропустить его к бочке первым. «Положенец» еще вечером узнал, что к Балуну приехала девушка. Несмотря на то что они не были официально расписаны, Кате каким-то образом удалось добиться разрешения на длительное свидание.

Грохнула входная дверь. Сердце замерло. Он не мог ошибиться. На фоне звука невозмутимо тяжелых и размеренных шагов контролера легкой поступью шла Катя. Балун встал с кровати и машинально разгладил рукой одеяло.

– Удачного дня, – пропуская вперед себя Катю, пожелал прапорщик и подмигнул Балуну: – Отдыхайте!

– Петя! – прошептала Катя, когда дверь за ее спиной с грохотом закрылась.

– Здравствуй! – Он вдруг представил себя со стороны и ужаснулся. Впалые глаза, осунувшееся лицо с порезанными тупым лезвием скулами, короткий, едва отросший бобрик волос… Одежды на всех давно не хватало, и заключенные ходили в чем придется. Лишь пришитый с левой стороны груди лоскут материи, на котором шариковой ручкой был выведен номер отряда и фамилия осужденного, отличал их от обычных бомжей. Балун второй год носил одну и ту же спортивную куртку и джинсы. Протертые до дыр, лоснившиеся от грязи, они прилипали к телу и мерзко воняли. Он меньше всего хотел этой встречи, а теперь, когда она состоялась, не знал, как быть дальше, боясь приблизиться к такой чистой и воздушной Кате… Отчего-то ему показалось, что она сейчас отпрянет от него, развернется к дверям и начнет стучать и требовать, чтобы ее выпустили отсюда… Между тем глаза Кати наполнялись влагой:

– Милый…

Странный, торжественный гул стал наполнять комнату и Балуна. Куда-то пропали казенные кровати, заправленные серыми одеялами, исчез с дешевых обоев рисунок… Остались лишь Катя и он. Балун не понял, как она оказалась в его объятиях, стал торопливо осыпать ее поцелуями, захлебываясь таким родным ароматом кожи и губ, будто она через мгновенье навсегда исчезнет…

– Люблю! Как смогла?

– Молчи! – попросила Катя, и они повалились на кровать…

– Я уже месяц здесь, – водя по его груди пальчиком, рассказывала Катя. – До этого неделю в Мариуполе жила у однокурсницы. Это ее дедушка меня в Донецк провез. На блокпостах заставляли выходить из машины, класть руки на капот. Все, что ценное было, забирали. Я показывала студенческий билет и говорила, что еду на каникулы в Белоруссию…

– Верили?

Она кивнула.

– А паспорт у тебя откуда?

– Какой? – не поняла она.

– Белорусский.

– У меня российский, но родилась я в Барановичах, республике Беларусь. Военным говорила, будто просто временно, пока учусь, живу у родственников, и поэтому пришлось оформить гражданство России.

– Ничего не понимаю, – признался он.

– Знаешь, я, честно, тоже…

– Как это?

– А вот так! Просто соврала. По пути такие умные все попадались, что верили.

– Страшно?

– Конечно, – вздохнула она. – Один офицер пристал… Всю машину обыскал, потом сказал, будто я лечить раненых сепаратистов собираюсь. Я ему пыталась доказать, что с тремя курсами института это невозможно, а он в крик. Оказывается, у него в батальоне на должности фельдшера и вовсе ветеринар.

– А как отпустил? – В груди Балуна вдруг шевельнулась ревность. Он заглянул ей в глаза: – К тебе по дороге не приставали?

– Ты знаешь, я сама удивилась…

– А сюда как попала?

– Сначала подходила каждое утро к проходной и пыталась договориться с теми, кто шел на работу…

– Так, – протянул он, осторожно приподнимаясь на локтях. – И…

– Ты чего?

– У тебя денег не было, – начал рассуждать Балун. – Здесь без этого никаких свиданок…

– Ты что подумал? – Прижимая одеяло к груди, Катя села на кровати.

Перед глазами терзаемого догадками Балуна возникло плутливо‑довольное лицо прапорщика, который сказал о «свиданке». А что, если… Нет, он страшился даже думать об этом…

– Интим никто не предлагал, – следя за выражением его лица, сказала Катя. – Я бы и не согласилась…

– Верю. – Ему вдруг стало стыдно, и он отвел взгляд в сторону. – Я не об этом хотел спросить…

– Письма просто так передавали. Я их женщине на КПП отдавала, а она кому-то из ваших…

– Оперу, – догадался Балун.

– Это опасно? – испугалась Катя.

– Нет, – покачал он головой. – Ты ничего, что могло бы мне навредить, не писала. Просто странно все как-то…

– В смысле?

– У нас ведь даже на письма ограничения, – стал объяснять Балун. – Если ты не родственник, то переписка только с разрешения администрации.

– У меня было с собой кольцо и золотые сережки.

– С этого и надо было начинать, – облегченно вздохнул он. – А то сказка про добрую женщину как-то в голове не укладывается.

– Странный ты какой-то стал, – тихо заметила Катя.

– Как это? – насторожился Балун, невольно вспомнив сны и их последствия.

– Злой немножко.

– Да не злой, просто гладко у тебя все как-то!