Отпущение грехов - [13]

Я встаю, подхожу к двери и настежь открываю её. Я ещё никогда не был настолько возбуждён от того, что мне предстоит избить девушку ремнём.

Она поднимается. Вздохнув, направляется ко мне, ссутулившись и опустив глаза в пол. У неё такой вид, словно её сейчас поведут на казнь, что, в какой-то мере, является правдой. Чёрт, многие мои клиенты отвалят за неё целое состояние! Я поворачиваюсь и иду по коридору, её каблуки цокают позади меня. И снова всё как обычно: я открываю дверь и закрываю её за Эви, жду в темноте несколько секунд, чтобы потомить её в ожидании, а затем включаю свет.

Я наблюдаю за её реакцией, когда лампы озаряют огромный деревянный крест у дальней стены. На секунду её глаза широко распахиваются, но она быстро берёт себя в руки. Глядя в противоположную от меня сторону, она теребит серебряный крестик на шее. Шлюха, которая верит в Бога… любопытно.

— Вспотела, как блудница в церкви, милая? — смеюсь я.

— Едва ли это можно назвать церковью, — бормочет она.

— А, но здесь есть крест.

Она сглатывает, и я слышу, как участилось её дыхание. Ей некомфортно. Что ж, это может быть забавным.

— Раздевайся.

Она опускает глаза в пол, в её позе чувствуется напряжение.

— Ты хочешь, чтобы мы занялись сексом? В этом суть первого этапа?

Я фыркаю.

— Я не трахаюсь со шлюхами. — Я не хочу трахаться с ней. Я хочу причинить ей боль, а потом оттрахать её, шлюха она или нет.

Сжав челюсти и закрыв глаза, она тянется за спину и медленно расстёгивает молнию на платье. Оно падает вокруг её лодыжек, и вот Эви, сняв лифчик и трусики, стоит передо мной лишь в своих лакированных красных туфлях на шпильке.

— Туфли тоже снимать? — спрашивает она.

Нет, чёрт побери.

— Нет. — Я стараюсь, чтобы мой голос оставался размеренным и спокойным и не выдавал моих эмоций. Я держу дистанцию. Все мои действия подчинены определённой цели. И я никогда не прикасаюсь к девушкам, пока они не подвешены.

Мой взгляд очерчивает изгибы её талии и бёдер, идеальную задницу, следует вниз по длинным ногам, обутым в сексапильные туфли на высоких каблуках. А её кожа, её прекрасная кожа, такая белая, кажется нереальной. Я прищуриваю глаза, когда замечаю шрам, чёткая линия поднимается вдоль её позвоночника и исчезает под копной её волос. Шагнув вперёд, я убираю её волосы в сторону. Она вздрагивает, когда мои пальцы касаются её кожи, но больше не делает никаких движений. Даже не смотрит в мою сторону. Теперь, когда ее волосы переброшены через плечо, я вижу, как шрам проходит вниз по шее, а вдоль лопаток его пересекает ещё одна линия. Крест. На её теле вырезан крест. Чёрные волосы, бледная кожа… если бы этот шрам располагался в другом месте, я бы подумал, что это какая-нибудь религиозная эмо-хрень. Но, блин, вы же не можете вырезать что-то на собственной спине. А ещё этот шрам мешает нашей сделке. Мои клиенты всегда точно получают одну вещь — совершенство. Иначе моя репутация поставщика эксклюзивного товара будет разрушена. Странно, но этот шрам добавляет её образу загадочности, однако я всё равно не смогу использовать её. Мне бы сказать ей об этом, отослать её прочь, но я этого не делаю. Я не говорю ни слова, потому что хочу провести её через этот этап. И этот процесс уже не имеет никакого отношения к бизнесу — теперь это моё личное дело. Я закрываю глаза и вдыхаю её сладкий запах.

— Подойди к кресту, — приказываю я ей. — Встань перед ним, лицом к стене. И не смотри на меня.

Она молча кивает и делает так, как велено. Я смотрю на её задницу, когда она отходит от меня, и на моих губах играет улыбка. Она останавливается перед крестом, не отрывая глаз от стены напротив. В моей груди продолжает расти возбуждение, когда я встаю прямо за её спиной, так близко, что ощущаю жар от её тела. Её дыхание сбивается, в позе снова появляется напряжение.

— Ты боишься меня, Эви? — я улыбаюсь.

Её голова медленно двигается из стороны в сторону, и тут она оборачивается ко мне.

— Нет, — шепчет она, не отрывая своих глаз от моих.

Мне следует наказать её за то, что она смотрит на меня, но я не делаю этого, потому что мне нравится то, что я вижу в её взгляде. Страх. Он проскальзывает и в чуть заметной дрожи её голоса, и в её неровном дыхании. И, чёрт побери, может ли мой долбанный член стать ещё твёрже?

Она ахает, когда я прижимаюсь к ней всем телом и толкаю ее на массивный деревянный крест.

— Значит, будешь, маленькая убийца, — шепчу я ей на ухо обещание.

Мои пальцы лёгкими плавными движениями скользят по её коже: от талии к плечу, а потом по всей длине руки. Её дыхание учащается, и по венке на шее я вижу, как бешено колотится её пульс. Схватив её за запястье, я резко поднимаю её руку вверх и закрепляю её в кожаной манжете наручников. Потом повторяю весь процесс с другой рукой, а затем немного ослабляю их, чтобы она свободно могла стоять. Убрав волосы с её шеи, я нежно провожу губами по обнажённой коже.

— У меня такое чувство, что ты окажешься выносливой, — шепчу я ей на ухо.

Эти слова я говорю каждой, кто оказывается здесь. Почему? Потому что именно эти слова вызывают в них желание быть выносливыми. А почему они так желают угодить парню, которого видят впервые в жизни? Потому что я хорош в том, что делаю. Мне достаточно задеть несколько стратегических точек, и они уже чувствуют связь со мной. Это дар.