Отпрыски Императора - [51]

— А ты станешь серым кардиналом, — произнес Лев.

— От вас не потребуют никаких обязательств.

— Тогда почему ты предлагаешь помощь?

Альфарий чуть ли не смущенно улыбнулся.

— Потому что ваших людей и нас создали одинаковыми. Вы знаете, каково это — выполнять обещания, не выдавая тайн, носить меч на поясе и клинок под плащом. Если главным назначат Жиллимана, нашим порядкам придет конец. Вот почему.

Тогда на лице Эль’Джонсона впервые появилась улыбка, такая же ледяная и жесткая, как и прочая его мимика.

— Однажды, если так распорядится судьба, найдут твоего примарха. Почему бы тебе не возложить надежды на него?

— Мы не такие, как вы.

— И кто же мы такие?

— Первый легион.

Лев ответил не сразу. Казалось, он ушел в себя, словно в этих двух словах для него звучали не только почет, но и проклятие.

— Все, уходи, — хмуро повелел он, немного плотнее запахнув мантию. — Возвращайся на свой серый корабль под пустым флагом. Через час ты получишь мой ответ.

Когда Альфарий вышел, примарх повернулся к Арнаиду.

— Что думаешь об этом? — спросил он.

— Странное предложение.

— Очень. Ты согласен с его оценкой кампании?

Легионер замялся:

— Мне неуместно…

— Дай честное суждение, капитан!

— Он прав. — Подняв глаза, Арнаид встретил взгляд Эль Джонсона. — Мы победим, но оставим среди этих звезд немалую часть наших сил.

Кивнув, Лев быстро окинул взором несколько тактических гололит-карт, на каждой из которых теснились руны и векторы развертывания.

— Прошлой ночью я видел сон, капитан Арнаид, — глубокомысленно произнес он. — Мне пригрезилось, что я снова на Калибане, до прибытия моего отца, когда лесные чащи еще кишели кошмарными тварями. Я пребывал в разуме зверя, явившегося убить меня… Или же зверь вселился в мой разум и стал охотником. Не помню, чтобы когда-нибудь сталкивался с подобным созданием. Когда я сразил существо, оно заговорило со мной. Произошло ли это на самом деле? Не знаю.

Офицер слушал, испытывая легкую неловкость. Его смущало, что он заглядывает во внутренний мир своего примарха, пусть даже мельком.

— И оно тоже назвало меня Первым, — продолжил Эль’Джонсон. — Тогда я никак не смог бы понять, о чем речь. Однако затем титул стал и почестью, и бременем. Он висит на шее у каждого из нас, словно свинцовая гиря. И вот теперь новые фантомы возникают из пустоты, чтобы соблазнять нас образами будущих интриг в большой политике. Такие призраки следовали за мной на каждом шагу, полагая, словно им известно, чего я должен хотеть, или что делать, или кем быть.

Лев улыбнулся во второй раз, чуть менее холодно.

— Магистр войны, — задумчиво сказал он. — Первый среди равных. Фантом, очевидно, прав: нечто вроде этого обязательно появится. И мы повредим нашим шансам на успех, если упорно продолжим исполнять наши клятвы здесь. Мне уже кажется, что любой искуситель выходит из теней со словами истины. Вот почему они опасны — мы ведь привыкли ко лжи на планете, сотворенной из обмана, и только правда угрожает нашим душам.

— Тогда следует ли нам… — отважился заговорить Арнаид.

Эль’Джонсон повернулся к нему, и по лицу примарха скользнуло выражение сдержанного веселья.

— Что именно, капитан?

— Следует ли нам принять его предложение?

Лев откинулся на спинку трона.

— Предложения меняются. Мои ответы — нет.

На рассвете он выходит из зарослей пешком, в латах, покрытых множеством отметин от когтей. Ливень давно уже закончился, но воздух по-прежнему серый и душный от влаги, под ногами чавкает грязь, тропы залиты водой, а на полях лежат слипшиеся комки дерна и глины.

Впереди, на горизонте, возносится к тусклому небу его воинский оплот с черными стенами, которые увенчаны длинными стягами. Гигантскую крепость возвели, чтобы усмирить земли вокруг нее, но на фоне бескрайних девственных лесов даже она выглядит ненадежным владением. По раскисшей земле устало бредут вереницы мужчин и женщин, направляющихся к воротам. За всеми ними наблюдают часовые в темных доспехах, восседающие на массивных боевых конях в шипастой броне.

На дороге его встречают рыцари ордена, сами недавно вернувшиеся с вылазок в полутьму. Один из них снимает шлем, обнажая благородный лик с выдубленной в битвах кожей и коротко стриженными волосами.

— Сын Леса! — восклицает рыцарь, приветствуя его. — Очередная победа?

Он поднимает глаза. Невозможно представить, как он изможден, а слова той последней твари, которая имела обличье человека и владела речью смертных, до сих пор звучат у него в ушах.

— День триумфа придет, — отвечает он, стряхивая скверну с латной перчатки.

Рыцарь слезает с лошади и подходит к нему.

— Да, со временем, — тихо произносит воин, придвинувшись вплотную, как заговорщик. — Но, пока мы очищаем эти леса, другие ордены набираются сил. Ты знаешь, что я советую. Прерви охоту, мой повелитель, хотя бы на один сезон.

Он не смотрит на рыцаря. Его взор обращен на людей, которые пробираются к безопасным стенам цитадели. Они не благодарят за то, что делается ради их блага, и не имеют отношения к клятвам, связывающим их защитников, хотя будущее местных жителей зависит от этих воинов.

— Мы дали обещание, брат, — напоминает он.

— Ты думаешь, другие сдержат его?