Отпечаток пальца - [8]

Джорджина слегка пожала плечами, как бы говоря этим жестом: «Тебе виднее», повернулась и вышла, оставив дверь открытой. И в связи с этим возник вопрос: имело это значение или нет? Возможно, имело. Потому что любой из гостей, находившихся в то время в холле, мог подойти поближе и услышать рассказ Джонатана, а также его последние слова. Джорджина стояла у входа в кабинет. Она ушла, не закрыв за собой дверь, и теперь любой из гостей мог услышать, что говорил Джонатан.

Глава 4

На танцах царила оживленная атмосфера. Фрэнк встретил массу знакомых. Он танцевал с Сисили Хатавей. На ней было огненного цвета платье, и она веселилась от души. Сисили рассказала ему, что, по слухам, мистер Винсент ищет жену, и она заранее не завидует его избраннице.

— Если миссис Шоттерли права, эта честь выпадет Мэри или Деб, но обе они предпочли бы Джонни. Во всяком случае, Винсент, должно быть, лет на двадцать старше их, и я не встречала более занудного человека, чем он. Он рассказывал тебе, как потерял марку Британской Гвианы?

— Конечно!

Она рассмеялась:

— Он всем рассказывает. Ты заснул или только оцепенел от скуки? Знаешь, это просто изумительная история!

— Да, такой уж он человек. Но нам необязательно говорить о нем.

После того как он потанцевал с тетей Моникой, очаровательной непоследовательной женщиной, к которой он относился с большой нежностью, Фрэнк подошел к Мирри Филд, у нее затрепетали ресницы, она довольно тревожно охнула. Если Мирри таким образом заигрывала с ним, он готов был поддержать ее инициативу.

— Не бойтесь, как правило, я появляюсь на танцах не для того, чтобы производить аресты.

Мирри предоставила ему возможность вволю полюбоваться ее глазами. Они были необычного темно-коричневого цвета и очень красивые.

— Но ведь вы иногда арестовываете людей? — Она произнесла всю фразу, не переводя дыхания.

— Случается.

— Как, должно быть, это ужасно — для вас. Фрэнк натянуто рассмеялся:

— Мне кажется, для тех, кого я арестовываю, это гораздо неприятнее, чем для меня.

Он обнял ее одной рукой и увлек в танце.

Бальный зал был пристроен к дому. Бабушка Джонатана получила дом в наследство, а у нее было шесть дочерей, и зал для танцев, несомненно, помогал ей подбирать достойных мужей для своих дочек. Он был пристроен справа к основному зданию и благодаря богатству вьющихся растений и очаровательному английскому саду прекрасно гармонировал с террасой под окнами гостиной и уже не раздражал своим видом, как это было, когда его построили.

Пол был начищен до блеска, играла великолепная музыка, и они оказались прекрасными партнерами. Мирри была маленькой, податливой, легкой и отлично танцевала. Фрэнк с недоумением подумал, что она могла бы соперничать с Джорджиной Грей, которая проплыла мимо них в это мгновение в объятиях лорда Пондсбери: тот все танцы исполнял как джигу собственного изобретения. Учитывая это обстоятельство, Фрэнк высоко оценил добрую улыбку, игравшую на губах Джорджины.

Подняв на него глаза, Мирри воскликнула:

— Вы прекрасно танцуете!

— Благодарю вас, мисс Филд.

Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки.

— Пожалуйста, не называйте меня мисс Филд — просто Мирри. И это мой первый танец.

— Ни за что не поверил бы. Вы отлично танцуете.

— Я обожаю танцы, — произнесла она с благоговением. — Хотела заниматься балетом, но там надо начинать с юного возраста, а у нас тогда не было денег, чтобы брать уроки. Было ли у вас когда-нибудь страстное, безумно страстное желание, от которого пришлось бы отказаться из-за того, что у вас не было денег и не было никакой возможности достать их? Думаю, вам не приходилось переживать ничего подобного, и вы, естественно, не понимаете, какие чувства испытываешь при этом.

Фрэнк прекрасно понимал ее, но не собирался делиться с ней своими переживаниями. Он готовился к карьере адвоката, но после смерти отца пришлось отказаться от этой мысли.

— Жаль, что так получилось. Чем собираетесь заняться вместо этого? — спросил он.

Румянец был ей очень к лицу. Темные ресницы опустились. Она пробормотала:

— Дядя Джонатан так добр. — И затем добавила: — Послушайте, вы замечательно танцуете!

Они продолжали танцевать.

Позднее, когда они сели передохнуть, она вдруг прервала ничего не значащую болтовню о том, о сем, приподняла оборку своей белой, отделанной рюшем юбки, которая облаком вздымалась над низким креслом, и сказала:

— Представляете, это первое в моей жизни собственное платье!

Его тронуло удовольствие, прозвучавшее в ее голосе, и что-то еще.

— А кому принадлежали другие?

— Их перешивали для меня, — ответила она.

— Вы хотите сказать, что у вас были старшие сестры?

— О нет, они принадлежали чужим людям. Я никогда не слышала о них — нам как бедным родственникам присылали подарки. Вы не представляете, как унизительно получать такие посылки.

— Гораздо хуже было бы, если бы вы вообще не получали их.

— Лучше бы их не было. — На ее лице появилось скорбное и укоризненное выражение. — Вы просто не понимаете, как это ужасно. Некоторые вещи были такие уродливые и не годились мне. Наверное, кое-что принадлежало Джорджине. Она отрицает, но я уверена, что это так. Вы знаете, она старше меня и намного выше, и ее вещи всегда были мне велики. Приходилось все перешивать, мне говорили: «Через год-другой дорастешь до нужного размера», но этого не произошло. Мне кажется, эти вещи мешали моему росту. Как, по-вашему, если ненавидишь какое-то платье, может это повлиять на твой рост? Если не захочешь дорасти до него? Это было кошмарное платье с желтыми полосками, совсем как у пчелы, и мне пришлось носить его, никто не спрашивал, идет оно мне или нет. — Она глубоко вздохнула и добавила: — Я возненавидела своих родственников.