Отношение романа к социальным противоречиям наших дней; закат капитализма - [2]

И, наконец, в «Освобожденном мире» — романе огромного диапазона — мистер Уэллс показывает, как осуществляется его план: деятельность правительств сознательно координируется, капитализм, частный контроль над производством и распределением исчезают вместе с Теорией Вооружений и прочими добрыми старыми теориями, утверждавшими, что лучший способ сохранить мир — это столкнуть на поле боя огромные армии.

При всем том «Освобожденный мир» не является утопией, отголоском таких фантазий, как «Через сто лет»[5] или «Вести ниоткуда».[6] Его основа — реальная действительность, та действительность, которая сейчас, когда я пишу эти строки, приняла в Европе столь трагический облик. Все же у капитализма есть хотя бы то достоинство, что при нем возможно появление Герберта Джорджа Уэллса.

Но по глубине проникновения в суть деятельности финансиста «Тоно Бенге» не идет ни в какое сравнение с романами нашего соотечественника Теодора Драйзера. Самый факт, что этот великолепный писатель видит в бизнесе приключение не менее романтичное, чем крестовые походы или служение прекрасной даме, свидетельствует об изменении взгляда на промышленность и финансы, которые уже не считаются «торгашеством — занятием, недостойным джентльмена», а деятельностью, требующей смелости и размаха и достойной или восхищения, или самого резкого порицания.

Фрэнк Каупервуд, история которого рассказана в «Финансисте» и «Титане», представляющих собой, по сути дела, одну книгу, увлекался коллекционированием картин, красивых комнат и домов, еще более увлекался коллекционированием любовных связей, но самым увлекательным приключением для него было коллекционирование всевозможных видов финансовой власти. Он играл на бирже в Филадельфии, а в Чикаго, который тогда еще не был крупнейшим городом Соединенных Штатов, взялся за новое дело и вскоре прибрал к рукам газоснабжение и городской транспорт. Но он так никогда и не понял, что его продуманные операции означали жизнь или смерть для многих тысяч людей. Каупервуд хорошо платил своим рабочим, но лишь для того, чтобы избежать забастовок; и «народ» с лихвой возвращал ему потраченное посредством подкупленных им законодателей. Каупервуд никогда не считал своих рабочих единомышленниками, перед которыми он в какой-то мере отвечает за свою деятельность. По сути дела, и сам мистер Драйзер, видимо, не сознает этой стороны дела. Он глубоко проникает во внутренний мир Каупервуда — человека, который борется, любит, побеждает и терпит поражения. Но он почти не понимает, что Каупервуд — это часть системы. Хотя в какой-то степени все же понимает. Об этом говорит следующий отрывок из «Титана»:

«Но против них (сторонников Каупервуда) сомкнутым строем стояли моралисты — бедные неразумные подпевалы, умеющие только повторять то, о чем трубит молва, люди, подобные несомой ветром пыли. А помимо них, были еще анархисты, социалисты, сторонники единого налога и поборники национализации. Наконец, были просто бедняки, а для них Каупервуд с его баснословным богатством, с его коллекцией картин и сказочным нью-йоркским дворцом, о котором шли самые фантастические россказни, являл собой живой пример жестокого и бездушного эксплуататора. А время было такое, когда по Америке все шире и шире разносилась весть о том, что назревают большие политические и экономические перемены, что железной тирании капиталистических магнатов должна прийти на смену жизнь более свободная, более счастливая и обеспеченная для простого человека. Уже слышались голоса, ратовавшие за введение в Америке восьмичасового рабочего дня и национализацию предприятий общественного пользования. А тут могущественная трамвайная компания, обслуживающая полтора миллиона жителей, опутала своей сетью чуть ли не все улицы города и заставила платить ей дань тех самых простых небогатых горожан, без которых не было бы ни улиц, ни трамваев, и выкачивала из населения таким путем от шестнадцати до восемнадцати миллионов долларов в год. И при таких колоссальных доходах, кричали газеты, нет бесплатных пересадок (на самом деле в городе функционировали триста шестьдесят два бесплатных пересадочных пункта) и город получает от этих неслыханных барышей лишь ничтожные крохи! Скромные труженики, читая эти разоблачения при тусклом свете газового рожка у себя на кухне или в убогой гостиной своей маленькой квартирки, чувствовали, что их грабят, отнимают то, что по праву должно было бы принадлежать им».

Я сильно подозреваю, что во всем этом длинном отрывке мистер Драйзер высказывает свою собственную точку зрения только в скобках, где он восторгается щедростью этой чуть ли не филантропической компании, подарившей городу пересадочные пункты. Весьма вероятно, что он искренне восхищается Каупервудом — и не только такими его достоинствами, как смелость и хороший вкус, но и его весьма рискованными недостатками, например, неумением отличать свою жену от жены своего ближнего. Но все учащающиеся требования своей доли со стороны народных масс и являются выражением той самой тенденции, которую люди, ее одобряющие, называют «началом падения капитализма», а имущие классы определяют как «растущее брожение и неблагодарность масс». Лица, которые пишут в газету, что, по их мнению, студент, работающий по вечерам официантом, не перестает быть джентльменом, если берет чаевые, относятся к этой тенденции сугубо отрицательно. Тем не менее она существует, если только самые значительные и злободневные произведения художественной литературы дают правильное отражение действительности, и, как бы там ни было, игнорировать ее нельзя.