Отмена рабства: Анти-Ахматова-2 - [25]

И. Л. Толстой. Мои воспоминания. Стр. 111

* * *

Самые интересные пары — те, которые не распались за всю жизнь. Когда супруги играют друг перед другом какими-то гранями, стукаются, разлетаются в разные стороны — это, может, увлекательно и очень картинно, но вот прожившие всю жизнь вместе дают представление о том, как все было задумано. Ахматова инстинктивно льнула, прислонялась, вглядывалась, приравнивалась к чистым и сильным героям. Так перегрето и запутанно было у нее в душе, что тянуло к свежести, к крепости — любила она и рвалась к Пушкину и к Блоку. Можно себе представить, что бы осталось от Блока, прояви он к ней хоть каплю мужского внимания.

* * *

Сравнить историю влюбленности, сватовства, просто церемонии бракосочетания и начала семейной жизни Блока и Ахматовой — чтобы увидеть, как это случается тогда, когда люди живут для себя и когда — для эффектного жизнеописания. Нечего и гадать — и роман с Блоком, пусть которого не было, нужен был только для этой позы.

25 апреля 1910 года я вышла замуж за Н. С. Гумилева. Венчались мы за Днепром в деревенской церкви. В тот же день Уточкин летел над Киевом и я впервые видела самолет.

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 649

В апреле 1910 года Гумилев, приехав в Киев, неожиданно попросил его [В. Эльснера] и киевского поэта Ивана Аксенова быть шаферами на свадьбе. Он также рассказывал, что на свадьбе не было родственников и друзей А.А., что это было чуть ли не тайное венчание (тайны не было, выражение чуть ли неуместно, потому что тайна не бывает различной концентрации. Но ею, как укропом в русской кухне, хочется приправлять каждое блюдо. Впрочем, Анна Андреевна была обижена на родственников, что они на венчание не явились, наверное, отказались заранее, вот она, им назло, и не сказала, когда оно состоялось): А.А. выехала из дому в своей обычной одежде, а где-то недалеко от церкви переоделась в подвенечный наряд <…> О шафере Аксенове мне [Н. Харджиеву] как-то рассказывала А.А., умолчав, впрочем, о втором, бездарном поэте и малопривлекательном снобе». <…> На свадьбе А.А. и Н. Гумилева шаферами были В. Эльснер, И. Аксенов, Домбровский (очень красивый молодой человек, приглашенный быть шафером только потому, что других, менее малознакомых, не было). Четвертого шафера А.А. не помнит.(Л. К. Чуковская. Т. 2. Стр. 317.) Ср. рассказ Гумилева: Моим шафером в Киеве был Аксенов. Я не знал его и, когда предложили, только спросил — приличная ли у него фамилия, не Голопупенко какой-нибудь? (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 649–650.) Беря замуж Горенку, не хочется писать рядом еще и Голопупенку…

Блок тоже (в Киеве в конце апреля лето) женился летом, на даче деда в имении Шахматове.

Свадьбу назначили в 11 часов утра. День выдался дождливый, прояснило только к вечеру. Букет, заказанный для невесты в Москве, не поспел к сроку. Пришлось составить его дома <…> Шафер, Сергей Соловьев, торжественно повез букет в Боблово на тройке нанятых в Клину лошадей, приготовленных для невесты и жениха. Тройка была красивая, рослая, светло-серая, дуга разукрашена лентами. Ямщик молодой и щеголеватый.

Мать и отчим благословили Александра Александровича образом. <…>

Венчание происходило в старинной церкви села Тараканова. То была не приходская церковь новейшего происхождения, но старинная, барская, построенная еще в екатерининские времена <…>. Она интересна и своеобразна по своему внутреннему убранству и стоит среди зеленого луга, над обрывом.

В церковь мы все приехали рано и невесту ждали довольно долго. Блок в студенческом сюртуке, серьезный, сосредоточенный, торжественный.

К этому дню из большого села Рогачева удалось достать очень порядочных певчих. Дождь приостановился, и, стоя в церкви у бокового окна, мы могли видеть, как подъезжали свадебные гости. <…> Лошади у всех бодрые и свежие. Дуги разукрашены дубовыми ветками. Набралась полная церковь. И, наконец, появилась тройка с невестой, ее отцом, сестрой Марьей Дмитриевной и мальчиком, несшим образ. В церковь вошла она под руку с Дмитрием Ивановичем, который для этого случая надел свои ордена. Он был сильно взволнован. Певчие запели: «Гряди, голубица…»

Невеста венчалась не в традиционных шелках, что не шло к деревенской обстановке: на ней было белоснежное батистовое платье, нарядное и с очень длинным шлейфом, померанцевые цветы, фата. На прекрасную юную пару невозможно было смотреть без волнения. Благоговейные, торжественные, красивые. Даже старый священник, человек грубый, нерасположенный к нашей семье, был, видимо, тронут и смотрел с улыбкой на жениха и невесту. Шаферов было несколько. Об одном из них, Розвадовском, упоминает в своих заметках Андрей Белый. Это был молодой родовитый поляк-католик <…> Розвадовский был шафер невесты. Свадьба эта была для него событием, повлиявшим на всю его жизнь. После свадьбы он уехал в Польшу и поступил в монастырь. Обряд совершался неторопливо. Когда пришло время надевать венцы, мы увидели не золотые, разукрашенные, к каким привыкли в городе, а ярко блестевшие серебряные венцы, которые, по старинному, сохранившемуся в деревне обычаю, надели прямо на головы. <…> Когда венчание кончилось, молодые долго еще прикладывались к образам, и никто не посмел нарушить их необычайного настроения.