Отложенная война - [133]

Неравный бой окончился еще до рассвета. Дымились, а кое-где еще догорали (тушить никто не собирался) дома, амбары и сараи, превращенные немцами в казармы, склады и подсобные помещения; в изломанных неправильных позах на узких и широких улочках и во дворах валялись, иногда кучками, один на одном, трупы. И в разных мундирах, не всегда полных, и в нижнем белье. И, с виду, почти целые, как прилегли отдохнуть, даже кровь из махонькой пулевой раны впиталась в мягкую землю, не растекаясь; и бесстыдно вскрытые и распластанные саблями на части, как парные туши в мясной лавке.

Утром село планомерно и основательно, улица за улицей, дом за домом, прочесали, вылущив из укромных мест попрятавшихся немцев. При этом ни одного болгарского солдата не нашли, что особо и не удивляло: местные жители массово поделились с мобилизованными в армию земляками своей гражданской одеждой и, хоть и тряслись поджилками, мужественно выдавали их за родственников или батраков. Так как к болгарским военнослужащим велено было относиться гуманно, – никого проверять не стали. Родственник – так родственник, батрак – так батрак, пусть у него даже стрижка короткая солдатская, одежка явно не по размеру и свои документы он «забыл» дома в соседнем городе или селе. Лишь бы говорить по-болгарски мог.

А несколько десятков обнаруженных немцев в форме, нижнем белье и даже в чужой гражданской одежде выстроили в ряд возле длинной каменной стены местного кладбища. Вперед вышло несколько румынских офицеров и один, с погонами лейтенанта, зачитал поочередно на трех языках: румынском, болгарском и немецком решение трибунала (заранее напечатанное еще на другой стороне Дуная с оставленным пустым местом для даты) о том, что все пойманные немцы являются шпионами-диверсантами и специально спрятались в румынском тылу для проведения диверсионных актов и разведки. А совершенно справедливое наказание для шпионов и, тем более, диверсантов одно – расстрел, который и будет незамедлительно приведен в исполнение.

Когда до немцев дошло, что выставленные напротив их же трофейные МГ-34 на трехногих станках с присевшими за ними настороженными расчетами выполняют задачу не столько отбить у них мысли разбежаться, сколько для их скорейшего переселения на тот свет, они, перебивая друг друга, заголосили о нарушении правил ведения войны и каких-то там конвенциях по поводу пленных.

Несколько немцев в тщетной надежде спастись даже попытались убежать. Их, как уток на пруду, навскидку, моментально пристрелили из карабинов; зачитывавший решение трибунала лейтенант аккуратно, чтобы не измять, спрятал в коричневую кожаную папку смертельный приговор и с издевкой презрительно смотревший на немцев майор молча махнул рукой в перчатке. Его молчаливую команду звучным голосом продублировал командир пулеметного взвода – два заранее опробованных румынами трофейных пулемета с двух концов прошлись длинными очередями по приговоренным – сметенная пулями шеренга окровянилась и беспорядочно осела на утоптанную землю под стеной из дикого камня. Но с первого раза, как и при каждом расстреле, погибли не все: местами тела шевелились, кто-то стонал, кто-то жалобно кричал от невыносимой боли.

По приказу своего офицера, пулеметчики подкрутили маховички вертикальной наводки, немного опустили слегка дымящиеся маслом и пороховыми газами черные нагревшиеся стволы и уже короткими очередями выборочно прошлись по еще подающим признаки жизни немцам. Третьим этапом над казненными поработали два сержанта с трофейными же люгерами в руках. Они грубо пихали сапогами со шпорами тела, вызывающие сомнение в своей смерти и, если считали нужным, достреливали. Левому сержанту хватило одного магазина – он даже не все патроны из него израсходовал. А правый, заметив после очередного выстрела, что мелко рифленые пуговки шатуна, замерли в верхнем положении, кнопкой выщелкнул из рифленой удобной рукоятки опустошенный магазин с характерным для этого пистолета нижним алюминиевым окончанием и заменил его в кармашке висящей у него на поясе черной толстокожей кобуры на полный. Аккуратно вставил набитый восемью отливающими латунью короткими патронами-бочонками магазин в сложной конфигурации зев парабеллума; чуть потянув пуговки назад, чем снял сам затвор с его задержки, и отпустил. Под воздействием тугой боевой пружины затвор звонко лязгнул вперед, досылая верхний патрон в ствол, и правый сержант, сплюнув, продолжил свой контрольный обход, выстрелив еще два раза.

Взятым в плен болгарским солдатам и мужчинам из гражданских жителей выдали лопаты и повелели всех закопать в одной общей могиле на пустыре возле кладбища. Румыны ведь не звери, чтобы не похоронить трупы своих врагов.

Задуманная в Москве и осуществленная румынами операция «Наживка» удалась, но не до конца. Конечно, такой звонкой оплеухи от малоразвитых слабаков-мамалыжников Гитлер терпеть не собирался. О разгроме тыловых подразделений «Великой Германии» и последующем вопиющем расстреле пленных ему доложили после полудня, а уже на рассвете 20 августа, к границам Румынии со стороны Венгрии приближались, грозно гудя в вышине моторами, эскадрильи бомбардировщиков Хе-111 в сопровождении истребителей Ме-109.