Откуда ты, Жан? - [2]

Шрифт
Интервал

Дорогой встретился возвращающийся домой раненый солдат Сафиулла. Узнав, что Лукинична всё потеряла в дороге и похоронила мужа, он помог ей сесть в поезд, поделился пищей.

— Не стесняйтесь, ешьте, — приговаривал Сафиулла, вытаскивая из мешка хлеб и сахар.

Ехали они в старом вагоне, сквозь щели свистел ветер. Сафиулла посоветовал остановиться в Казани, Лукинична согласилась. В городе, который не был ей знаком, нашлись и угол, и работа. После революции дали квартиру. И потом не бросили, помогли. Только вот к вере придирались.

Рядом стоит церковь. Звонко били её колокола…

— И зачем их смяли? — удивилась теперь вслух Лукинична.

— Кого? — не поняла вдруг очнувшаяся Глафира.

— Колокола. Церковь-то пустая.

Тётка Глафира тяжело вздохнула:

— Не пройдёт это им даром, что закрыли. Добром не кончится…

Чудной человек эта Глафира: иногда у неё над ухом хоть в барабаны бей — не проснётся, а тут услышала… Спит, чуть прикрыв глаза, будто кошка сторожит мышей…

Ирина Лукинична оглядела потемневшую от непогоды комнату. Тучи заволокли всё небо. Включить бы свет, но зажигать его рано. Правда, платит она с лампочки. Можно жечь и днём и ночью. Только Ирина Лукинична этого не делает: из капли, говорят, собирается озеро. Может, поэтому и трамваи в городе ходят медленно.

А Николая всё нет и нет. Проголодался, наверное, устал. И так он слабенький. В институте работает кочегаром— легко ли. Сегодня должен бы отдыхать, да вот решил съездить в Устье, проверить плоты. Если о топливе сейчас не позаботишься, не напасёшься тепла сырыми дровами.

Да, темновато. Шить нельзя, иглы не видно. А так, без дела сидеть — не привыкла. Может, свечку зажечь перед иконой?

Ирина Лукинична достала тряпку из печной отдушины, развернула её и взяла коробку спичек. Поколебавшись немного, зажгла свечку. Пламя было маленькое, слабое. Нет, светлей в доме не стало.

— Господи, прости нас, грешных! — перекрестилась она и задула свечку.

Тётка Глафира подняла голову. Глаза её, колючие, замерцали в сумерках, будто рассыпали вокруг злые искорки.

— Зачем погасила?

— Господи, прости… Как я испугалась… Что же, думаю, гореть без пользы. Не хватает…

— Хватит! Для бога терпи. Христос терпел…

Ирина Лукинична, торопливо нащупав дрожащими пальцами коробок, снова зажгла спичку. Но свеча не загорелась — нагар потрещал и потух. Это привело Глафиру в ужас: онемевшая, она смотрела в тёмный угол, морщинистые губы её часто-часто шептали молитву. Наконец, Глафира выпрямилась.

— Бог всё видит, всё знает. Он терпит-терпит, а потом и поднимет карающий меч. Нет в этом суетном мире такого, кто спасся бы от его мести. Что далеко ходить: когда закрывали церковь святой Варвары, ни у кого не поднялась рука навесить замок на двери дома господня. Однако вероотступник нашёлся, осмелился и защёлкнул церковь. А теперь лежит в больнице. Говорят, когда шёл домой, забором его придавило. Весь век свой будет калекой. Вот так! Никому нет спасенья от божьей кары. А он, учитель этот, и мужчин с пути сбивал, и женщин. В школе ребятам красную тряпку на шею вешал. Может, ещё и Ванюшку твоего погаными руками трогал. Чтобы не поддаваться дьяволу, порви этот лоскут на куски, сожги его в печке!

— Других советов твоих не ослушалась, но этот выполнить не могу, — отказалась Ирина Лукинична. — Мальчика не трогай. Он и так сирота, мой сын, и обижать его не стану.

— А грех?

— Раз вместе с миром, простится.

— Моё дело — предупредить. Смотри, как бы не пожалела!

— Ваня ничего плохого не делает. Не курит, водку не пьёт. — Последние слова Ирина Лукинична сказала с намёком, посмотрев на торчавшее из кармана тётки Глафиры горлышко бутылки.

— Узрела, милая, — встревожилась Глафира, проворно спрятав горлышко под фартук. — Только в бутылке совсем другая водица…

Какая — тётка Глафира пояснять не стала. На сегодня у неё другая забота. Вечером один из своих людей должен проникнуть в церковь, чтобы взять из тайника спрятанное отцом Василием божье имущество: серебряные подсвечники, чаши золочёные, кресты с драгоценными камнями. Затем перепрятать их пока у этой вот набожной Лукиничны. Так посоветовал святой отец Василий… Только к месту ли? Сыны вот у Лукиничны без повиновения…

Прошлое и настоящее

Глафира нашла Ирину Лукиничну лет восемь назад. О себе говорила мало, но хвалилась, что её прабабушка была дворянкой, чуть ли не из царского рода, и жила в хоромах барского поместья Княжицы, у самого Могилёва. Глафира тоже там родилась и поэтому считала Ирину Лукиничну своей землячкой. «Мы с тобой из Белоруссии, — гордилась она, — люди благородные, воспитанные, знаем, как себя вести»…

Но в молодости тётку Глафиру ангелом не считали. Наоборот. Сибирские купцы, приезжавшие на ярмарку, очень долго её помнили. Девицей она была хоть куда — видная, весёлая. Жила в своё удовольствие, умела привечать гостей… Однажды зимой так прокатили её на тройке с бубенцами, что еле отходили потом в больнице. С тех пор хромает на одну ногу, с клюкой ходит. Всё замаливает старые грехи. Но чтобы освободиться от них, мало и десять вероотступников отправить на тот свет. А учитель не только молод и привлекателен собой, он разрушает веру в бога. Раньше, когда в церкви шла служба, кое-что перепадало и Глафире. Теперь дохода нет. И виной тому такие вот антихристы. Если сумеет она с помощью бога провести задуманное дело, многие вернутся к вере. И тогда подобные Ирине сразу подожмут хвосты. Нет, нельзя выпускать её из рук. Не то сегодня повесит красную тряпку на шею сыну, а завтра и сама запишется в коммуну… О чём она думает сейчас, латая своё тряпьё? Не собирается ли уколоть едким словом её, Глафиру, готовую душу отдать за веру? Ещё раз намекнуть ей о бутылке? Иринушка пугливая, но справедлива — и пьющих не любит. А вино, которым угостил отец Василий, — размягчило Глафиру. Поневоле думает хозяйка, что гостья пьяная.


Еще от автора Шамиль Зиганшинович Ракипов
По следам героев

«За один бой человек стал героем. Легко и быстро, — думают порой подросток или юноша. — Будь на его месте, я бы сделал то же самое». Прочитав книгу, они поймут, что истоки героизма — это величие духа, безграничная любовь к Родине и вместе с тем ежедневный упорный труд, беспрерывная учёба и бескорыстная дружба.Книга посвящена памяти героев — отважных сынов советского народа.


О чём грустят кипарисы

Вторая книга документально-художественного романа «Звёздные ночи» о лётчицах — Героях Советского Союза М. Сыртлановой, О. Санфировой, Р. Гашевой и других, которые, не щадя своей жизни, воевали с фашистскими захватчиками в Великую Отечественную войну.


Звездные ночи

В основе документально-художественного романа — героический путь женского авиационного полка ночных бомбардировщиков, в составе которого было 23 Героя Советского Союза.Повествование ведется от имени Магубы Сыртлановой — бывшего заместителя командира эскадрильи.


Прекрасны ли зори?..

Повесть о судьбе Героев Советского Союза, ровесников — украинца и татарина, которые вместе росли, учились, работали на шахте в Донбассе, вместе служили на погранзаставе, а затем героически сражались на фронтах Великой Отечественной войны.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.