Откуда течёт «Неман» - [38]

Шрифт
Интервал

О приеме в советском посольстве рассказывает:

— Дворец — ну прямо-таки княжеский! Приезжаем. Вместе с Солоухиным. Сидим десять, двадцать минут. Нет посла, то есть Пилотовича. Солоухин пожимает плечами: «Может, хватит ждать?» — «Погоди, — говорю, — ты увидишь что-то интересное!» Проходит еще двадцать минут. Наконец является. Приглашает в кабинет. Посочувствовал мне (насчет сгоревшей дачи), я посочувствовал ему (насчет ограбленной квартиры)... Потом спрашивает: «Ну, как вас здесь принимают?» А я уже на взводе и про себя думаю: я тебе сейчас выдам по первое число... «Как, — отвечаю, — какой посол, такой и прием!» Пилотович насторожился, но пилюлю проглотил. Кивает помощнику: дескать, чаю... Я говорю: «Только чаю?» Тогда Пилотович снова кивает: «Пусть принесут коньяк!» Я вздыхаю и говорю с укором: «Вы и здесь коньяк с утра пьете!» Пилотович побледнел, потом покраснел, но и эту пилюлю проглотил. Что ему оставалось делать? А когда мы вышли, я сказал Солоухину: «Ничего, пусть не заставляет людей ждать так долго!»

18 июля 1974 г.

Вчера заходит в редакцию Константин Губаревич, драматург. Оказывается, побывал в колхозе «Коминтерн», что на Могилевщине, и написал очерк.

— У вас очерками занимается, кажется, Леонид Леонов. Или Леонович, как он подписывается?

— Нет. Он занимался критикой. А теперь будет заниматься наукой, — говорю.

— Наукой — это хорошо. По сравнению с критикой наука — живое дело...

Кстати, он и пьесы пишет. Одну предложил министерству... Читал...

— Ну и как?

— Драматургия — трудный жанр!

И — пошло-поехало. О том, что драматургия — трудный жанр, что мало хороших пьес... Вот сейчас проводится всесоюзный конкурс молодых драматургов. Двухступенчатый. Сначала в республиках отбирают, потом отобранные вещи отсылают в Москву, на всесоюзный. И что же? Поступило много, а отобрали пока что только две! «Вир» и еще... Вот память проклятая... Склероз...

Меня как будто кто в спину толкнул:

— Не «Площадь Победы» случаем?

— Вот-вот, «Площадь Победы»! Замечательная пьеса! Свежая, оригинальная, глубокая, с умным подтекстом... — и все в таком роде. И — уже после того, как наговорил с три короба всяких похвал:

— А вы откуда эту пьесу знаете?

— Ну, откровенность за откровенность, — говорю. — «Площадь Победы» — это пьеса моей дочери. — И рассказал, кто она такая. А вчера же вечером — звонок:

— Только что кончилось заседание жюри. Могу поздравить... Пьеса прошла первым номером! Больше того, решено, независимо от результатов всесоюзного конкурса, учредить республиканские премии. Этой пьесе присуждена первая премия — шестьсот рублей. Материалы представляются на утверждение министру. Кстати, сколько ей лет?

— Два — шесть, — говорю, давая понять, что разговор идет втайне от домашних.

— О, она далеко пойдет! — слышится в трубке. — Поздравляю!

Спасибо, говорю, а про себя думаю: «Дай-то бог, чтобы и на всесоюзном эта пьеса прошла успешно!» Аленке так нужен первый успех и первая поддержка! Поддержка не на словах — слов она наслышалась от Макаенка, — на деле. Талант у нее есть, замыслов не занимать... Не хватает уверенности в себе. А уверенность может дать как раз успех. Пусть самый скромный.

19 июля 1974 г.

Встал рано. Поработал. Потом сидел в кресле, за машинкой, и вспоминал сорок первый год. Но не войну, нет, — вспоминал семинар молодых поэтов и прозаиков, который состоялся в январе сорок первого в Новосибирске. Я жил в одной комнате с шорцем Федором Чиспияковым, — он что-то писал и вдобавок работал над русско-шорским словарем. К нему заходил Павел Кучияк, алтаец, или ойрот, как тогда говорили. Тоже смуглый и тоже немногоречивый. Я знал его по довольно слабой книге, вышедшей в переводе на русский язык.

Мои стихи разбирал Илья Мухачев, еще не старый, но уже тертый калач. Стихи ему нравились. Помню, особенно по душе пришлась ему строчка: «...лежит сугроб, разрезанный ручьем...» Он цитировал ее несколько раз.

Вместе со мной или позже, не помню сейчас, разбирались стихи Наума Голштейна, молодого, самоуверенного, смотревшего на всех как бы сверху вниз. Они были туманны, запутаны — под раннего Пастернака, как сказал кто-то из участников семинара. Запомнились слова Ильи Мухачева об этих стихах:

— Бывает, после дождя идешь по улице. Кругом лужи, лужи... Останавливаешься в страхе: какая безмерная глубина!.. Кажется, ступишь — и провалишься в бездну. Но вот осторожно ступаешь, и ничего! Лужа как лужа, она и до щиколотки не достает. Так и стихи Наума Голштейна. Первый раз прочитаешь: у, какая глубина! А потом вчитаешься, вдумаешься, — никакой глубины, просто... лужа! Запомнилась и Нина Павленкова из Змеиногорска. Ее стихи хвалили. И сильно хвалили. Если меня обвиняли в объективизме, бунинщине (Илья Мухачев и сравнивал мои стихи со стихами Бунина), то ее принимали безоговорочно.

Ее стихи отличались простотой, субъективностью и удивительной сердечностью.

Ты мне памятен, старый, старый,

В горы брошенный городок.

Над тобою зарниц пожары

Плыли с запада на восток...

Она была кареглазой, стройной, умной... Не знаю, что нас (именно нас двоих) сблизило, но пока продолжался семинар, мы почти не расставались с нею. Вместе сидели, когда разбирались «произведения» наших товарищей, вместе бродили по тихим улочкам Новосибирска, ну и, разумеется, читали друг другу стихи — и свои, и чужие.


Еще от автора Георгий Леонтьевич Попов
За тридевять планет

«За тридевять планет» — фантастическая повесть, рассказывающая о том, как молодой житель села Эдик Свистун отправляется в космическое путешествие и неожиданно для себя попадает на планету, где все так же, как у нас, на Земле. Даже люди те же, двойники землян. Там, на той планете, происходят неожиданные приключения, о которых сам герой рассказывает с доброй, простодушной улыбкой.Художник: А. М. Кашкуревич.


Первое лето

В повести рассказывается о том, как на исходе лета 1941 года двое подростков пошли в тайгу за кедровыми орехами, заблудились, случайно встретили старателя, добывающего золото, сами на какое-то время стали золотоискателями, даже нашли крупный самородок… Но здесь был еще один человек, который, как узнали мальчики, бежал из заключения и скрывался в тайге. Между этим беглецом, опасным преступником, с одной стороны, и золотоискателем и мальчиками-подростками, с другой, начинается борьба…Рецензент: В. Н. ШитикХудожник: В.


Рекомендуем почитать
История яда

Жан де Малесси в своей книге прослеживает эволюцию яда — как из индивидуального оружия он стал оружием массового уничтожения. Путешествие в страну ядов, адская кухня ибн Вашьи, Рим — город отравителей, Митридат — не царь, а яд и метаморфозы яда — вот небольшой перечень вопросов, освещенных автором.


Дело Бронникова

«Дело Бронникова» — книга-расследование. Она сложилась из пятитомного следственного дела 1932 года. Среди обвиняемых — переводчик М.Л. Лозинский, лингвист Н.Н. Шульговский, киновед Н.Н. Ефимов, художник В.А. Власов. Но имена других сегодня никому ничего не говорят. Пропали их сочинения, статьи, стихи, записки, письма, даже адреса. А люди эти были очень талантливы: А.В. Рейслер, П.П. Азбелев, А.А. Крюков, М.Н. Ремезов, М.Д. Бронников… — ленинградские литераторы и искусствоведы.Авторы собирали информацию по крупицам в официальных и частных архивах и пытались увидеть живых людей, стоящих за найденными материалами этого забытого дела.


Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Свидетельства очевидцев и долгожителей, данные архивов и музеев о появлении, жизни евреев, убийствах евреев на оккупированной в 1941–1943 годах Смоленщине и судьбах уцелевших.


Дар слов мне был обещан от природы

В настоящем издании впервые в наиболее полном виде представлено художественное наследие выдающегося историка XX века Льва Николаевича Гумилева, сына двух великих русских поэтов — Анны Ахматовой и Николая Гумилева. В книгу вошли стихи, поэмы, переводы, художественная проза, некоторые критические работы. Ряд вещей публикуется впервые по рукописям из архива Л.Н. Гумилева. Издание сопровождается вступительной статьей и подробными комментариями. Выражаем благодарность директору и сотрудникам Музея истории и освоения Норильского промышленного района за предоставленные материалы. В оформлении издания использована фотография Л.Н.


Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

Новая книга от автора бестселлеров «Дневники княжон Романовых» и «Застигнутые революцией» посвящена самой неизвестной странице жизни последнего российского императора – попыткам спасти от гибели Николая II и его семью. Историческое расследование, основанное на недавно обнаруженных архивных материалах из России, США, Испании и Великобритании, прежде недоступных даже отечественным историкам, тщательно восстанавливает драматические события весны и лета 1917 года. Венценосные европейские родственники Романовых и матросы-большевики, русские монархисты и британские разведчики – всем им история отвела свою роль в судьбе российской царской династии.


Дьявол в деталях

Эта необычная книга содержит в себе реальные истории из мира сегодняшнего российского бизнеса. В одних рассказывается о том, как предприниматели успешно разрушают бизнес-предрассудки «теоретиков», в других, наоборот, описаны катастрофические провалы, возникшие в результате принятия правильных, на первый взгляд, решений.Написанная с присущим автору остроумием книга «Дьявол в деталях» не столько о кейсах, сколько о правде жизни типичных российских предпринимателей.«Фишка» книги — авторские иллюстрации-«демотиваторы».Книга будет интересна широкому кругу читателей, занимающихся бизнесом, но особенно будет полезна тем, кто только собирается открыть собственное дело.2-е издание, стереотипное.