Откуда соколы взлетают - [7]

— Ты эт чего тут опять затеял? — застукала конструктора за воплощением изобретательской мысли почуявшая неладное бабушка.

— А вот обмажу, водой оболью, заморожу — и с большого угора до Кособродки укачусь.

— До Кособродки, значит… А обратно с какой катушки покатишься?

— Обратно? О-о, это, ба Пана, ты верно подсказала, насчет «обратно» я не сообразил. Баб! А если п-парус еще…

И скоро «снежными глиссерами» обзавелись не только все пластовские мальчишки, но и девчонки побойчее. Но тешились они не долго.

В школе учащихся второй смены пораньше распустили на зимние каникулы, их родителей в цехах — на подготовку к Новому году.

Кто праздничку рад, тот накануне пьян. И Казилов… Нет, не молокозаводчик — старатель Казилов, может быть, впервые в жизни позволил себе набрать зелья всех мастей и всех мастей назвать гостей и, рассадив их по скамьям и плахам, накрытым половичками, велел налить всем водки и, продравшись из переднего угла до середины сдвинутых столов, собрался проникновенно сказать, до какого Нового счастья они уже дожили и до какого, поди-ка, еще доживут, как хрястнули перекрестия оконных рам, покатились сбитые все до единой стеклянные кегли бутылок, брызнула по сторонам соленая, горькая и сладкая закусь и, скользнув напоследок по рыбному студню, вылетел в противоположное окошко чей-то, будь он окаянный, тот самый «снежный глиссер». Чей и кто его беспризорно пустил с горы на поселок — признаться не нашелся ни один желающий, ущерб же причинен — невосполнимый, и дабы не допустить еще большего изъяну, решено было на поселковом Совете изничтожить дотла сию «прихиметрию» по предложению единственного в округе столетнего бородача, прозванного дедом Пыхто.

И в мелкие щепки исщепили спортивные снаряды, развивающие скорость до свиста в ушах.

— Миш… А ведь у нас кто-то дрова потаскивает…

— Какие дрова, не трогал, — не сразу и понял, что не на него, а ему жалобится бабушка. — А-а, у нас потаскивает… Придется узнать, кто.

— Да где ж ты укараулишь — зима. Падает у меня косой взгляд на Мазиных, уж больно рано, раньше всех, дым у них из трубы начинает куриться, но за руку не пойман — не вор.

— Поймаем… Сам скажется. Только ты, смотри, меченые угольком полешки не бери, ладно?

Три порочных сестры «кража», «лень» и «мелочность» даже по алфавиту рядом стоят, а живут уж и подавно под одной крышей.

Располыхав топку и приставив к огню варево, Мазиха с мешком под мышкой укрутилась тоже на ночной промысел, и Степку с похолодавшего супружеского ложа потянуло на теплые кирпичи, но только он укогтил закраек лежанки и нашарил сонной ногой приступку, печь раз за разом жахнула царь-пушкой, изрыгая дым и пламя во всю куть вслед литым ядрам ведерных чугунов.

Первой догадалась, в чем дело, Евдокия-Корытиха и — за милиционером.

— Беги скорей, не иначе Колчак возвернулся. Степка Мазин от кого-то отстреливается.

— Мазин? — не шибко потел от сборов на службу участковый. — Мазин не то ли ружья — палки сроду в руках не держал.

— Вот, полюбуйся, блюститель порядка, какой тут Сиваш с Перекопом устроили мне, — хлюпало у Степки под ногами и в носу. — И не посмеивайся, а составляй акт, на причиненный убыток, — все настырней подступал он с ножом к горлу. — Ведро картошки — раз, — загнул палец. — Чигун треснул — два.

— Картоху соберешь, она не за границу укатилась, трешшина старая, не ври. И протокол составлять — на кого?

— На кого… На Мишку Галкина.

— Это точно? Тогда пошли к ним, где он теперь живет, у бабки?

Следом за милиционером и потерпевшим в землянку Сурихи мигом набилось родни и несущих дровяной урон соседей.

— А чем он докажет, что наши дрова в его печке стреляли, а не другие чьи? — спокойно и даже плутовато улыбался Мишка.

— Нарвался? — хохотал участковый. — Протокольчик-то… на тебя надо составлять, Мазин. Не своими ж трехдюймовыми снарядами ты печь топишь. Верно, бабочки?

Бабочки наперебой завыпархивали наружу к своим поленницам.

— Ты не до моего пороха там добрался? — кинулся Колька к чемоданчику с охотничьим припасом, оставшимся от дяди Вани.

— Нужен твой порох, пять минут вонь, потом огонь, у меня получше, — достал Мишка заветный утай с доброй сотней винтовочных патронов. — У Ястребовых в подвале нашел. Полный с бугром бочонок.

— А где остальные?

— Пацанам нашим из класса разделил всем поровну.

— Коммуненок ты, коммуненок, — покачала головой бабушка. — Не зря зовут. Сегодня же отбери обратно и сдай в Совет. Додумался, военными патронами поленья заряжать. А если бы убило кого пулей?

— Не убило бы, я пули повынал.

— Повынал, — передразнила Зина. — В третьем ведь классе учишься уж… Вынул.

— А ты не суйся. Тоже мне, Зинаида Петровна.

— А ты слышал, что бабушка сказала? Немедленно сдай патроны.

Но патроны Мишка сдал, лишь убедившись, что перестали исчезать меченые дрова не только у них, но и у соседей.

— Ай, да коммуненок! Живо он Мазиных отучил свое экономить, — не могли нарадоваться и нахвалиться хозяйки всего околотка.

Жить Галкиным становилось труднее. Ввели трудодни, ввели карточную систему, отменили трудовую деятельность по частному найму, прикрыли частные лавочки, пересмотрели положение об иждивенчестве, и пришлось Прасковье Егоровне в который уж раз собрать чрезвычайное вече, где решено и постановлено было: