Открывая новые страницы... - [68]

Недавно я побывал в Дании, где повстречался с известным поборником европейской безопасности 92-летним датчанином X. Ланнунгом. Он много лет проработал в ООН. Я поинтересовался, помнит ли он Вышинского? Конечно, он помнил его. «Каждое выступление Вышинского было захватывающим шоу», — сказал он. Хотели бы Вы повторения такого шоу? — спросил я его. «О нет!» — твердо ответил он. Конфронтационная дипломатия Вышинского ушла в безвозвратное прошлое. Сегодня мы имеем все основания говорить о коренном изменении всего стиля нашей внешнеполитической деятельности. И эти перемены немало содействовали оздоровлению международной обстановки.

А. И. Алексеев [34] Карибский кризис, как это было

Вторая половина октября 1962 года вошла в историю под названием «карибский кризис», возникший в атмосфере обострения «холодной войны» и поставивший мир на грань ядерной катастрофы. Человечество, оказавшееся поистине в шоковом состоянии, во всей полноте ощутило реальность апокалипсиса. К счастью, силы разума взяли тогда верх над безрассудством и разыгравшимися эмоциями. Государственные деятели СССР, США и Кубы впервые осознали, что такое «ядерный тупик», и, проявив необходимый реализм при ликвидации кризисной ситуации, нашли в себе силы вступить на путь решения острейших международных проблем не военными, а политическими средствами. Это было за четверть века до провозглашения «нового политического мышления». Но не будет преувеличением сказать, что уроки карибского кризиса, предостерегающие от поспешных, не продуманных до конца действий, стали серьезным вкладом в разработку и нового мышления, и новых подходов к событиям на мировой арене. Мы публикуем записки Александра Ивановича Алексеева, бывшего в годы, о которых идет речь, послом СССР в Республике Куба.

Как непосредственный участник тех событий 1962 года, я с уверенностью могу утверждать, что решение о размещении на Кубе советских ракет средней дальности было принято правительствами обеих стран с единственной целью — предотвратить неминуемое вооруженное вторжение на остров Свободы, которое готовилось агрессивными кругами США.

Но сначала немного предыстории. Я фактически оказался первым советским человеком, прибывшим на Кубу после революции, которая победила, как известно, в первый день нового, 1959 года; в качестве корреспондента ТАСС мне пришлось в одиночестве пробыть там еще несколько месяцев.

Надо сказать, что в СССР в ту пору почти ничего не знали ни о характере кубинской революции, ни о ее вождях, поскольку пользовались лишь сообщениями иностранных информационных агентств, которые, разумеется, искажали суть событий на Кубе в угоду собственным интересам. И вот, прибыв 1 октября 1959 года в Гавану, я не только стал свидетелем поистине всенародной любви кубинцев к Фиделю Кастро и поддержки проводившихся в стране реформ, но и столкнулся с оголтелой антисоветской и антикоммунистической пропагандой большинства буржуазных газет, доставшихся революции в наследство от прежних проамериканских режимов. Для того чтобы правильно понять характер кубинской революции, необходимо было побеседовать с ее лидерами.

Первая встреча состоялась у меня 12 октября с Эрнесто Че Геварой, который сказал, что, по его личному мнению, для завоевания свободы и независимости у Кубы нет иного пути, кроме строительства социалистического общества и установления дружественных отношений со странами социалистического содружества. Че организовал мне через три дня встречу с Фиделем, который сказал в той беседе, что революция ставит целью создание справедливого общества без эксплуатации и намерена его защищать посредством вооружения народа. Фидель не говорил о строительстве «социалистического общества» (хотя особой разницы между его словами и Че Гевары я не усмотрел), он особо отметил, что общественное мнение Кубы еще подвержено влиянию антисоветской и антикоммунистической пропаганды и пока не готово к восстановлению дипломатических отношений с СССР. По этой причине Фидель предложил показать в Гаване советскую торгово-промышленную выставку, которая в то время проходила в мексиканской столице.

Выставка открылась в феврале 1960 года и буквально поразила большинство кубинцев, не имевших до той поры практически никакого представления о нашей стране. На открытие выставки прибыл Анастас Иванович Микоян, с которым после того у Фиделя и других кубинских руководителей сложились самые теплые, дружеские отношения. Думаю, именно тогда они по-настоящему поверили, что СССР будет бескорыстно помогать Кубе.

Тогда-то и был решен вопрос о восстановлении в подходящий момент дипотношений между нашими странами. А через три месяца был подписан официальный документ об открытии посольств в Гаване и Москве. Подчеркну, что именно А. И. Микоян сыграл решающую роль в становлении советско-кубинской дружбы и до конца своих дней он делал все возможное для ее укрепления.

После восстановления дипотношений меня назначили советником советского посольства в Гаване, и на этом посту я проработал почти два года. А в начале мая 1962 года меня неожиданно вызвали в Москву. На другой же день после приезда я был приглашен на беседу к Н. С. Хрущеву, от которого узнал о решении назначить меня послом в Республике Куба. Беседа один на один продолжалась в его кремлевском кабинете более часа. Я рассказывал Хрущеву о проблемах Кубы, о Фиделе, Эрнесто Че Геваре, Рауле Кастро, других руководителях страны. Он задавал мне немало вопросов, причем по ходу беседы, когда требовалось принятие каких-либо решений, не раз снимал трубку телефона и поручал секретарю ЦК КПСС Ф. Р. Козлову разобраться с тем или иным нашим ведомством.