Открытый счет - [9]

Лиза вдруг вспомнила, что она росла без сестёр и братьев. То, что эта шестилетняя и несомненно голодная Марта не хотела съесть конфету потому, что не дали сестрёнке, и удивило и тронуло Лизу.

— Берите пока одну, я потом поищу дома. И вообще — подождите меня, дети, — сказала она.

В доме-типографии раздавался характерный пришлёпывающий звук, это «американка» печатала листовки. Когда Лиза вошла в комнату, где всё пропахло металлом и машинным маслом, а тусклая электрическая и две керосиновые лампы отбрасывали колеблющиеся круги света на кипы бумаги, стол, свинцовые ряды литер, печатник Альфрид Вендель размеренными движениями бросал под пресс лист за листом и вынимал готовые листовки.

Лизу он приветствовал широкой улыбкой, расшириться которой до бесконечности мешали разве что тяжёлые складки на его сморщившихся щеках.

— Гутен морген! — сказала Лиза.

— О, спасибо, надеюсь, что утро, товарищ старший лейтенант, будет доброе, — закивал Вендель.

— Как работается? Если устали, можете отдохнуть.

— О нет, ничего, как это говорят: «Нормально!» Я вполне нормально, — ответил Вендель по-русски и тыльной стороной ладони вытер на лбу масляное пятно.

— Покажите оттиск, — попросила Лиза.

Она взяла свежий ещё, влажный лист, остро пахнущий краской, заметила в тексте несколько ошибок, длинными стрелами, вынесенными на поля, пометила исправления.

— Вендель, подойдите на минутку, — позвала Лиза.

— Я тут, товарищ обер-лейтенант, — подскочил Вендель.

— Нет, уж не обер, а старший, запомните, Вендель, а то за «обера» нам с вами влетит.

Лиза спросила у Венделя, как он находит содержание листовки, потому что считалась с его мнением бывшего немецкого солдата, который недавно был сам читателем этих листовок.

— Неплохо, только мало, как это — «мату».

— Чего, чего? — удивилась Лиза.

— Простите, может быть, «мата»? Перцу больше. Гитлеровский солдат, — продолжал он, уже перейдя на немецкий, — отвык от интеллигентной речи, геббельсовская пропаганда приучила его к крепко поперчённым блюдам.

— Не можем же мы ругаться в листовках?

— А надо бы! Этих молодчиков из отборной дивизии морской пехоты «Гроссадмирал Дениц» иначе не проймёшь.

— Вы думаете? — нерешительно произнесла Лиза, проглядывая текст листовки. В ней говорилось:

«Солдаты морской пехоты!

Вы недавно прибыли на этот участок фронта, снятые с потопленных или поставленных на прикол кораблей. Вы ещё не пережили всей тяжести фронтовой жизни, и вам твердят, что оборона на этом участке определяет судьбу Германии…»

— Что тут можно сказать покрепче? — спросила Лиза.

— А то, чтобы не верили офицерам, кровавому палачу Адольфу Гитлеру. Надо написать, что Гитлер ради спасения своей шкуры пожертвует последним солдатом, последним фольксштурмовцем.

— Хорошо, внесём это. Итак, — продолжала читать Лиза. — «Судьба Германии уже решена, её скоро всю возьмут в кольцо окружения. Вы скажете — но ведь наш тыл свободен? Так знайте же: согласно приказу фюрера, даже взводным командирам присвоено право расстреливать каждого отступающего солдата. А ваш командир дивизии генерал-майор Шури обязал всех взводных командиров беспощадно применять этот приказ. Таким образом, скоро по вас начнут стрелять и с тыла. Вы обязаны умереть там, где вас поставили. Под выстрелами противника или под пулями своих собственных взводных командиров!»

— Вот это они поймут! — вставил Вендель. Он закурил свою трубочку.

— «Гитлер не может вам предложить ничего, кроме верной смерти, — читала Лиза, — теперь вам должно быть ясно, что есть только один путь к спасению — это сдача в плен…» Ну и дальше относительно пропуска в плен, жизни в лагерях военнопленных, всё это оставим, — сказала Лиза. — Вот в таком виде печатайте тираж и поскорее, Вендель, потому что в одиннадцать мы поедем на МГУ…

…Девочки терпеливо ждали Лизу около дома. Она вынесла им конфет.

— Данке шён! — сказала старшая и сделала книксен.

— Где ваш папа? — спросила Лиза. — Он в армии, в госпитале, в лагере?

— Там, — Марта махнула рукой в сторону Одера. — О, кто знает, жив ли он ещё? — со вздохом произнесла она, должно быть подражая матери.

— Ваш папа вернётся к вам, — с твёрдостью, не допускающей сомнений, заявила Лиза.

Она погладила Марту по голове. Вот тогда-то ей и пришла в голову мысль: а что, если попытаться использовать в пропагандистской передаче через мощную громковещательную установку… голоса немецких детей?

Правда, никто не мог поручиться за то, как выступят девочки. Не будут ли плакать от страха? Зато как сильно и впечатляюще может прозвучать рассказ ребёнка о том, как здесь, на восточном берегу Одера, живут немецкие женщины и дети.

«Посоветуюсь с Зубовым», — решила Лиза, направляясь к дому седьмого отделения.

Выслушав Лизино предложение, Зубов задумался. И при этом, как обычно, очень внимательно посмотрел ей в лицо.

— Соблазнительно, но и рискованно, потому что могут открыть огонь по МГУ, — сказал он через минуту. — Но если продумать все меры предосторожности. А? И ещё. Не подумают ли немцы, что мы заставляем детей выступать силой?

— Искренность у ребёнка подделать трудно, — возразила Лиза.

— А девочки согласятся?